Владимир Казангап - Итихаса. Священные горы. Книга 1

– А – а – а! – завопил демон, тараща от страха глаза. Он понял, что ему пришёл конец.

«Прародительница Рода Человеческого! Первая Мать! Старшая сестра Прародителя Демонов!»… – успел подумать он и рухнул без сознания от страха.

Демон очнулся от боли в спине. Он лежал на боку. Боль была нестерпимой и всё усиливалась. Демон попытался подняться, но не смог. Чуть повернув голову вправо, он увидел, что старуха стоит за его спиной и держит его левой рукой, прижимая к земле. В правой была трубка, которой она обламывала торчащие позвонки там, где, по её мнению, их не должно быть.

– Ну, братец, ну, понаделал существ! – приговаривала она, стуча тяжёлым каменным чубуком по очередному позвонку, отчего тот рассыпался, как тонкий осенний лёд, выпуская голубую вонючую кровь.

– Как в детстве не умел ничего делать, так и сейчас не умеет, – ворчала она, разрушая следующий крючковатый позвонок, – ну что это за творение?! Ни посидеть ребёнку, ни покататься!

«Конь» извивался, как червяк, мычал от боли, но вырваться не мог. Наконец, Бабушка Эне закончила экзекуцию и перевернула его на живот.

– Лежи, не шевелись, – строго сказала она.

Демон замер, довольный уже тем, что ещё жив. Старуха, наклонившись над ним, вновь взялась левой рукой за один из крупных позвонков. Затем она стала посыпать пеплом из своей трубки раны демона, постукивая чубуком по позвонку около шеи. От третьего удара тот расщепился надвое, напоминая приподнятый лук. У демона искры посыпались из глаз. Вскоре он почувствовал облегчение от пепла, но при этом ему показалось, будто под кожей у него шевелятся черви. Демон приподнял голову от земли, стараясь взглянуть на свою спину, и в ужасе вскрикнул: сквозь полупрозрачную толстую кожу у него стала прорастать рыжая шерсть, как у горного яка, покрывая собой всё туловище. Старуха подошла к его голове и, развернув к себе огромную морду, повелительно произнесла:

– Открой рот.

Демон, трясясь от страха, разинул пасть.

– Ну, братец. Ну, что это такое, – недовольно ворчала она, заглядывая внутрь и набивая табаком трубку, – фу! А запах-то какой! Всё за тебя переделывать приходится. Ладно, поправим, – добавила она, и, раскурив трубку, залезла по пояс в огромную пасть демона.

Демон задёргался, подпрыгивая, в животе у него что-то зашевелилось, как будто кто-то метался там из стороны в сторону, разрывая внутренности и пытаясь вырваться на свободу. Внутри что-то вытягивалось, трещало, рвалось на части, отчего выкатившиеся глаза демона налились кровью. От дыма трубки в носу у него щипало, и слёзы ручьями лились из глаз. Он дико выл от боли. Верхняя челюсть беспомощно повисла на спине старухи. Бабушка Эне то и дело выбрасывала из его пасти какие-то чёрные кровавые сгустки. Из восьмигранной избушки, закопанной наполовину в землю, вышел Ирбизек, потирая спросонья глаза. Наконец, Бабушка Эне вылезла из пасти демона, который рухнул на землю и забился в конвульсиях, подтягивая задние лапы и хвост к голове. К этому времени всё его тело покрылось рыжей, почти огненной, шерстью, короткой на морде и длинной на спине.

– Бабушка Эне, – с тревогой спросил мальчик, – он не умрёт?

– Что ты, дорогой, – старуха вытерла руки, залитые вонючей кровью и слизью, об морду демона, – это для него даже полезно.

– Как это может быть? – удивился Ирбизек.

– Я сделала из него более развитое существо, но его долги очень трудно сжечь. Ему не дано понять что-то в этой жизни, потому что он безумен по своей природе. И поэтому, – старуха пыхнула трубкой, пустив облачко дыма, – сжечь последствия его поступков можно только в Пламени Бездн или, например, в Огне Боли. Сейчас он испытывает такую боль, которую человек не может вынести даже мгновение. Последствия его долгов сгорели на две трети, поэтому теперь у него больше шансов не погибнуть в битве. Я переделала ему кишечник, усилила сердце, лёгкие и печень. Теперь он сможет летать в десять раз быстрее демонов среднего ранга. Да, вот что ещё забыла.

Старуха подошла к демону и одной рукой открыла его огромную пасть.

– Да, и тут всё как попало сделано. Ну, братец, – добродушно выругалась она с укоризной в голосе.

Бабушка Эне свободной рукой подняла с земли горсть камней и положила их под огромный язык демона.

– Ещё он шипит почему-то, – рассуждала она сама с собой, – не пойму почему. Ах да, вот.

Она вынула трубку изо рта и, плюнув в глотку демона, захлопнула его пасть и подошла к Ирбизеку.

– Не бойся, – она положила руку на голову мальчика, взглянув на него с любовью, – будет у тебя конь, лучший из лучших. И будет он сильный, как дракон, и быстрый, как ветер. Ирбизек истратил все силы на битву, поэтому ему нужно отдыхать.

– Бабушка, ты расскажешь мне сказку о Мышонке?

– Да, Ирбизек. Видишь, звери уже собрались.

– Пойдём, Бабушка Эне, я и вправду устал.

Взяв мальчика за руку, старуха направилась к дому, оставив демона одного. В это время у него стало что-то происходить с челюстью: из-под верхней губы медленно вылезали два огромных клыка. От нахлынувшей боли демон застонал, обхватив морду передними лапами. Сторонясь его, к жилищу потянулись звери. Вот к избушке приблизилась семья сарлыков. В лесу замелькали тёмные спины. Это волки привели с собой волчат. Мимо демона прошла медведица, подозрительно скосив на него глаза и подталкивая носом любопытного медвежонка. Бабушка Эне вышла из жилища, села у дверей и закурила трубку.

– Пошёл Мышонок дальше, – попыхивая трубкой, начала Бабушка Эне свой рассказ. Собравшиеся вокруг звери, шевеля ушами, внимательно вслушивались в её слова.

«Лес был страшный и тёмный. Отовсюду раздавались ужасные незнакомые звуки. То Филин ухнет над головой, то ветка хрустнет где-то в чаще, то заскрипит Старый Кедр. Мышонку было жутко, но он, преодолевая свою мышиную трусость, шёл дальше. Долго шёл Храбрый Мышонок, но однажды увидел какое-то огромное чудовище с большой клыкастой пастью и вывалившимся из него красным языком. В такой пасти могла бы поместиться дюжина мышей. Это был Волк. Испугался Мышонок, забился под мох и затаился там. Но, увидев, что Волк еле дышит, он вылез из своего укрытия и спросил:

– Что с тобой, Волк, почему ты лежишь здесь и еле дышишь. Ты ранен?

– Нет, – ответил волк, – я умираю.

– Можно ли чем-нибудь помочь тебе? – снова спросил Храбрый Мышонок.

– Есть только одно средство от этой болезни, – вздохнул Волк, – но его не найти.

– Что же это? – полюбопытствовал Мышонок.

– Это один мышиный глаз, – ответил Волк.

Мышонок в ужасе бросился прочь и спрятался под мох, затаив дыхание. Но жалко стало ему Волка, и он вернулся обратно. Мышонок собрал всю свою мышиную силу воли и вырвал себе второй глаз. Его обступила темнота. Он запищал от боли и упал. Когда ему стало немного легче, Храбрый Мышонок поднялся и, спотыкаясь, подошёл к волчьей пасти. Он положил свой глаз на огромный волчий язык. Мышонок не видел, как начало всходить солнце. Он не видел, как Волк проглотил лекарство и поднялся на ноги.