Хилари Бэйли - Невеста Франкенштейна

— Надеюсь, вы не собираетесь предложить, чтобы он на вас продемонстрировал действие гипноза?

— Боже упаси! — воскликнула она. — Не имею ни малейшего желания, чтобы весь Лондон смотрел, как я буду на сцене кудахтать, как курица.

— Ты считаешь, он не шарлатан? — спросила Корделия у миссис Фрейзер.

— Не знаю, что и думать, — ответила та.

— Есть много свидетелей, которые утверждают, что все это правда, — заметил я. — Однако это нарушает наши представления о человеке как о существе, обладающем свободной волей. Подумать только, один человек благодаря гипнотическому воздействию может убедить другого делать вещи, от которых тот в обычном состоянии воздерживается.

— Вот это как раз и страшно, — заметила моя милая хозяйка.

Наступила пауза, во время которой, как потом оказалось, мы с Корделией вместе подумали об одном и том же, ибо вскоре она продолжила:

— Я тут подумала, а что, если мисс Клементи… что, если этот мистер Уиллер… — И мы уставились друг на друга, как говорится, осененные догадкой, и никак не решались высказать свои мысли вслух.

— Ну давайте же, давайте… Что вы оба замолчали?! — сказала миссис Фрейзер. — Нельзя же начинать предложение и останавливаться на полуслове.

Тогда заговорил я.

— Думаю, мы с Корделией одновременно подумали о том, что мистер Уиллер — это последняя надежда для Марии Клементи обрести дар речи. Ее смотрели многие доктора и видные ученые, но никто из них так и не смог ей помочь. Не исключено, что человек, который мог заставить заикавшегося всю жизнь заговорить без запинки и который продемонстрировал миру множество прочих чудес, — а именно таковым и является Уиллер, — сможет повлиять и на Марию Клементи. Правильно, Корделия? Ты об этом хотела сказать?

Она кивнула, а миссис Фрейзер заметила:

— Может, оно и так. Но почему вы хотите помогать этой отвратительной женщине?

— Она единственный человек, который может рассказать, что именно произошло в ту ночь, когда на мистера Франкенштейна было совершено нападение. Возможно, она видела нападавшего. Но она не может говорить, а мистер Уортли предупредил, что, если даже злодея и поймают, а затем предъявят ему обвинение в убийстве, не исключено, что суд признает его невиновным за недостатком улик.

— Да разве ж такое возможно! — воскликнула миссис Фрейзер. — Человек, все равно что дикий зверь, все время крутится вокруг дома мистера Франкенштейна. Миссис Франкенштейн убита, на самого мистера Франкенштейна совершено нападение… И как они смогут после всего этого объявить, что тот человек невиновен?

— Уортли знает, что такое суд, — сказал я. — Он говорит, что никогда нельзя предсказать, как поведут себя присяжные. Особенно в таком случае, как наш, когда нет никаких свидетелей, способных подтвердить, что этот человек действительно на кого-то напал.

— Если еще они его найдут, — язвительно заметила миссис Фрейзер.

— Если найдут… — согласился я.

— И все же, — вставила Корделия, — если мистер Уиллер сможет помочь мисс Клементи заговорить, у нас есть шанс, что она согласится дать показания о нападении на мистера Франкенштейна.

— Мне казалось, что совсем недавно ты говорила, будто больше не хочешь касаться этого дела, — сказал я с притворным замешательством.

— Я говорила это абсолютно искренне, — ответила Корделия. — Но ведь женщина может иметь два разных мнения одновременно. Где вам, мужчинам, это понять! Бедному мистеру Франкенштейну нужна помощь, и мы не можем ему в ней отказать. Надо действовать как можно скорее, пока мы еще не уехали в Ноттингем.

— Тогда я завтра же поговорю с мистером Уортли, — произнес я. — Он сможет определить, насколько важны такие свидетельские показания. Затем нужно будет убедить Марию Клементи согласиться на лечение. С Уиллером, думаю, особых проблем не будет. Он быстро поймет, что этот эксперимент ему можно будет использовать как хорошую рекламу. А вот убедить Марию Клементи, да еще и без помощи миссис Джакоби… — И еще одна незаконченная фраза повисла в воздухе.

С Уортли я встретился на следующий день. Поначалу его смутило, что мы собирались получить показания свидетеля, воздействуя на того с помощью гипноза. Однако, немного поразмыслив, он согласился, что лучше располагать хоть какой-то информацией, чем не иметь ее вовсе. В конце разговора он добавил, что окончательное решение должны принимать мисс Клементи и мы, раз уж именно нам пришла в голову мысль прибегнуть к помощи мистера Уиллера.

В тот же день после полудня мы с Корделией направились на Чейни-Уолк и там были очень удивлены, когда услышали, что мисс Клементи опять наверху, у мистера Франкенштейна.

— Разве врач не объяснил четко и ясно, что мисс Клементи не разрешено находиться в комнате больного? — спросил я у слуги, но никакого ответа на мой вопрос так и не последовало.

— Она обвела сиделку вокруг пальца, — вполголоса проговорила Корделия, пока мы поднимались по лестнице. — Мы имеем дело с одной из самых хитрых женщин Англии.

Ее предположения оказались более чем правильными. Когда мы подошли к спальне Виктора, то увидели, что сиделка сидит снаружи, у дверей. Вспомнив, какой страх был написан на лице Виктора, когда я в последний раз его навещал из-за того, что Мария стояла около его кровати, я не сдержался и набросился на сиделку с обвинениями, в том что она нарушила строгий приказ доктора не пропускать мисс Клементи в комнату больного. И наконец, я спросил, что помешало ей выполнить указания врача? Сиделка же в ответ начала бессвязно лепетать, что она никогда раньше не видела такой преданности и любви, что она якобы слышала, как больной все время звал Марию, и прочая ерунда. Эта женщина явно покорилась очарованию прославленной певицы.

— Войдите и потребуйте, чтобы она оставила больно го, — сказал я.

Но сиделка не сдвинулась с места. Тут, к счастью, появился доктор, который направился в комнату Виктора, а затем вышел оттуда с послушно улыбавшейся ему Марией. Сиделку уволили, а Корделия привела добрую женщину, на которую можно было положиться.

— Ситуация очень сложная, — сказал доктор. — Мистер Франкенштейн находится в критическом состоянии. К тому же мы никому не можем доверять.

— Мы послали за его родителями, — сообщил я и обернулся к Марии, которая так и стояла около нас. Я попросил ее поговорить со мной наедине.

Очевидно, она многое устроила в доме на свое усмотрение, так как сразу же повела меня в небольшую гостиную, ранее принадлежавшую миссис Франкенштейн. Там ярко горел камин, а над ним висел портрет самой Марии в атласном платье и украшениях — совсем как портрет Дидоны, обманутой любовницы Энея, кисти сэра Томаса Лоуренса. Меня это потрясло, но я ничего не сказал. Вместо этого я объяснил ей как можно понятнее, что мистер Аугустус Уиллер имеет большие шансы вернуть ей дар речи с помощью гипноза. Она, казалось, все поняла, а имя Уиллера ей было известно. С помощью мимики она очаровательно и точно изобразила, чем он занимается: закрыв глаза, она склонила на бок свою красивую головку и подложила под нее ладошки. Я добавил, что в случае успеха она сможет дать показания по делу покушения на Виктора. Мария вновь улыбнулась, закивала и всем своим видом показала, что готова помочь. Тогда я задал ей вопрос: могу ли я, с ее разрешения, начать переговоры с мистером Уиллером и постараться добиться его согласия на осуществление предложенного плана? Она и на это согласилась и лишь показала мне жестами, что искать ее теперь нужно будет не на Чейни-Уолк, а на Рассел-сквер. Ясно было, что она решила покинуть Чейни-Уолк и вернуться к себе домой (прихватив с собой, как я понял, и картину).