Ричард Метсон - Я-легенда

 - Спасибо, - пробормотал он.

 Она сидела и разглядывала его. Выражение ее лица было необычным: в нем соединялись симпатия и отчуждение.

 Ее рыжеватые волосы были стянуты на затылке в тугой узел и тщательно заколоты. Весь вид ее - ухоженный и аккуратный - говорил о том, что она устроена и независима.

 - Ты не поверил мне, - спросила она, - не поверил, да?

 Он едва заметно вдохнул - столько, сколько нужно было, чтобы ответить.

 - Я... поверил.

 - Но почему тогда ты не ушел, не сбежал?

 Он попытался говорить, но слова путались, сталкиваясь, словно кегли, фразы распадались.

 - Я... Не мог, - пробормотал он. - Я едва не ушел... Несколько раз... Однажды... Я собрался и пошел... Но не смог... Я не смог уйти... Я слишком привык... К этому дому. Это была привычка. Больше, чем привычка... Это была моя жизнь. Я так... Так привык...

 Она окинула взглядом его лицо, на котором крупным бисером выступил пот, сжала губы и промокнула ему лоб влажной тряпицей.

 - Теперь уже слишком поздно, - сказала она. - Поздно. Ты и сам понимаешь это.

 Он тяжело сглотнул.

 - Да, - сказал он, - понимаю.

 Он хотел улыбнуться, но получилась только кривая гримаса.

 - Зачем ты начал сопротивляться? - спросила она. - У них был приказ брать тебя живым. Если бы ты не стрелял в них, они не причинили бы тебе вреда.

 Что-то сухое в гортани мешало ему говорить.

 - Какая разница, - прохрипел он.

 Он закрыл глаза и до скрипа сжал зубы, пытаясь превозмочь боль, выходящую из-под его контроля.

 Открыв глаза, он снова увидел ее. Она была все еще здесь, выражение ее лица не изменилось.

 Он слабо, вымученно улыбнулся.

 - Ваша страна... Ваше общество... Очаровательны. - Его хватало только на хриплый сипящий шепот. - Кто были эти... Эти бандиты... Которые пришли за мной? Это... Слуги закона?..

 Ее взгляд оставался бесстрастным.

 Она стала другой, - внезапно подумал он.

 - Всякое новое государство в начале своем бывает примитивно, - сказала она. - Ты и сам должен понимать это. Мы в каком-то смысле подобны революционерам. Мы - группа людей, насильственно овладевшая властью. Но другого пути нет. А насилие - оно и для тебя не чуждо: тебе тоже случалось убивать, и не однажды.

 - Только... чтобы выжить...

 - И мы убиваем исключительно по той же причине, - спокойно сказала она, - чтобы выжить. Мы не можем существовать бок о бок с мертвецами. Мозги у них не в порядке, и ими руководит единственная цель - ты знаешь, они больше ни на что не способны. Поэтому они должны быть истреблены. Равно как и тот, кто убивает без разбору и живых и мертвых, - я знаю, ты поймешь меня.

 Невольный глубокий вздох, долгий и прерывистый, перевернул ему все внутренности, и боль пробуравила его, добираясь до самых отдаленных уголков тела. Его передернуло, взгляд затуманился, глаза заволокло болью. Туман застил его сознание.

 Это скоро кончится, - мелькнула мысль, - должно скоро кончиться. Все равно так долго не протянуть.

 Смерть не пугала его. Конечно, он по-прежнему не мог принять мысль о смерти как неизбежность, но страха перед ней не было.

 Боль, до краев наводнив его сознание, медленно отхлынула, и туман рассеялся. Он снова взглянул: ее лицо было абсолютно спокойным.

 - Может быть, и так, - сказал он. - Хотелось бы верить. Но... Ты бы видела их лица... Когда... Когда они убивают. - Он судорожно сглотнул. - Это наслаждение, - прошептал он, - они наслаждаются.

 Она улыбнулась - сдержанно, отчужденно. Да, она изменилась, - подумал он, - совсем изменилась.

 - Видел ли ты когда-нибудь свое лицо, - спросила она, - когда убивал?

 Наступила пауза. Она промокнула ему пот со лба и продолжала:

 - А я видела. Это было ужасно. Впрочем, ты даже не убивал меня. Ты просто гнался за мной.

 Он закрыл глаза. Что толку ее слушать, - подумал он. - Она обязана служить этому новому строю и будет покрывать его жестокость, раз уж присягнула ему.

 - Да, возможно, ты видел наслаждение на их лицах, - сказала она, - и это не удивительно. Они еще молоды. И это их работа - убивать. Это их функция. Их призвание. Они признаны законом, они делают свое дело - и их уважают и славят за это. Можно ли их осуждать? Они всего-навсего люди - да, да. И люди могут заблуждаться. И людей можно приучить убивать и наслаждаться этим. Все это давным-давно известно, и ты это прекрасно понимаешь.

 Он поднял взгляд. Ее улыбка была принужденной, неестественной. Она улыбалась так, как улыбается женщина, пытающаяся переступить в себе женщину в угоду своему новому посвящению.

 - Роберт Нэвилль, - произнесла она. - Последний. Последний представитель старой расы.

 Он напрягся.

 - Последний? - пробормотал он, вдруг ощущая захлестнувшую его волну тоскливого, беспредельного одиночества.

 - Насколько нам известно, - небрежно сказала она. - Ты оказался единственным в своем роде. Поэтому в нашем новом обществе не будет проблем с такими, как ты.

 Он взглядом показал на окно.

 - Там... - проговорил он, - толпа?..

 Она кивнула.

 - Они ждут.

 - Моей смерти?

 - Казни, - поправила она.

 Что-то сжалось у него внутри, когда он снова взглянул на нее.

 - Наверное... тебе не стоит здесь задерживаться, - сказал он холодно. В его хриплом голосе не было страха, в нем сквозило пренебрежение.

 Их взгляды встретились, и что-то будто надломилось в ней. Она побледнела.

 - Я знала, - с тревогой сказала она, - я знала, что ты не испугаешься.

 Она импульсивно взяла его руку в свою.

 - Когда мне сказали, что уже отдан приказ, я сначала хотела пойти предупредить тебя. Но потом поняла, что если ты все еще там, все еще не ушел, то тебя ничто уже не заставит уйти. Я могла бы устроить тебе побег, когда тебя схватят, но потом узнала, что в тебя стреляли, и поняла, что побег теперь невозможен.

 Она чуть-чуть улыбнулась.

 - Но я рада, что ты не боишься, - сказала она. - Ты храбрый. Очень храбрый, - он услышал в ее голосе нежность, - Роберт.

 Они оба помолчали, и он ощутил ее рукопожатие.

 - Как тебе удалось... пройти сюда? - спросил он.

 - У меня довольно высокое звание, - ответила она, - новое общество делится на касты, и я принадлежу к высшей.

 Он пошевелил рукой, словно возвращая ей прикосновение.

 - Только нельзя... Нельзя... - он закашлялся кровью. - Нельзя, чтобы... Чтобы оставалась только жестокость. Бездушие... Голый расчет... Этого нельзя допускать.

 - Но разве я могу, - начала она, но остановилась, встретив его взгляд. - Я попытаюсь, - сказала она и слабо улыбнулась.

 Он снова терял нить разговора. Боль копошилась в его внутренностях, словно там резвился какой-то хищный зверек.