Макс Барри - Лексикон

– Я действительно не помню ничего, что связано с Брокен-Хилл.

– В общем, – сказал Элиот и допил кофе, – это прискорбно. – Официантка Сара снова наполнила их чашки. – Ну, ты и красотка, – сказал он.

– Вы с Восточного побережья? – Она покраснела. – Судя по акценту.

– Ты права, – сказал Элиот. – Я оттуда. А вот он из Австралии.

– Вот как, – сказала Сара и посмотрела на Уила другим взглядом. – Я бы с удовольствием попутешествовала.

– О, обязательно нужно куда-нибудь съездить, – сказал Элиот. – Мир гораздо ближе, чем тебе кажется.

Уил снова выглянул в окно. Его так и подмывало встать, швырнуть на стол салфетку и уйти. Просто идти по дороге, пока что-нибудь не случится, и чтобы вокруг был только сыплющийся с неба снег. Идти куда глаза глядят, не важно. Это будет хоть каким-то действием. Пусть и глупым, но действием.

– Какое у тебя красивое ожерелье, – сказал Элиот. – Сама сделала?

– Это моя бабушка, – сказала официантка. – Женский профиль, вырезанный на кусочке дерева. Рельеф… так он, кажется, называется? – Вид у женщины был суровый. – Я вырезала ее по фотографии.

– Ты, наверное, очень талантливая, – сказал Элиот. – Прошу прощения, Сара, но не могла бы ты на несколько минут оставить нас наедине? Я вспомнил, что нам с коллегой нужно обсудить одну вещь.

– Да, конечно, без проблем.

Она ушла. Уил посмотрел на Элиота.

– Чтоб я сдох, – сказал тот. – Проклятое ожерелье. – Уил ждал. Он решил, что впредь будет ждать, когда Элиот начнет говорить о чем-то, чего он, Уил, не понимает. – Мы едем в Брокен-Хилл.

– Зачем?

– Мы думали, она забрала его оттуда. Но она ничего не забирала. Просто сделала копию.

Уил ждал.

– Черт! – сказал Элиот. – Надо трогаться в путь. – И встал.

Вертолет висел над дорогой, взметая снег и раскачивая провода. Под ними стоял маленький самолетик. В самолете никого не было: она видела следы, ведущие прочь от него. В наушниках раздался голос пилота. Он сидел рядом с ней, но голос его звучал так, будто он звонит с Марса.

– Хотите приземлиться?

Она покачала головой. Пилот потянул на себя рукоятку управления. Мир под ними куда-то провалился. Они летели над снежными полями, которые напоминали миллионы бриллиантовых крестиков, и она отвела взгляд, потому что это причиняло боль звездочке в ее глазу. Ее сетчатку жгла маленькая суперновая. Вот такое было ощущение. Оно практически никогда полностью не проходило, но на свету становилось острее. Всегда, когда она видела солнце. Иногда ей казалось, что она видит ее: маленькую белую дырочку в мире.

– Две минуты, – сказал пилот. – У нас есть кафе. Центр города. Мы его окружили, но не приближались. Как вы планируете провести операцию?

– Безопасно, – сказала она. – Пусть они прочешут его.

Пилот кивнул. Она услышала, как он передает ее указание: «Прочесать город, мы зависнем». Город возник, как клякса на белой скатерти. У него было две дороги: одна на въезде, другая на выезде. С десяток, наверное, зданий. Когда они повисли в воздухе, она увидела, как со всех сторон выскочили черные машины, а потом из них посыпались крохотные фигурки. Они двигались от здания к зданию, жестикулируя и иногда останавливаясь, чтобы переговорить друг с другом. Вероятность, что они найдут здесь Элиота и того неподдающегося, составляет тысячу к одному. Но все равно нужно соблюдать осторожность. Нужно помнить, что никакая сила в мире не способна остановить пулю. Много лет назад в школе ее научили играть в шахматы, и идея, которую она вынесла оттуда, заключалась в том, что фигуры различаются только пределами применения своей атакующей силы. А вот убить их одинаково легко. Захватить. Это называлось «взять в плен». Задача состояла в том, чтобы с наибольшими предосторожностями разместить свои самые сильные фигуры, потому что достаточно было одной бессловесной пешки, чтобы свалить их.

Пилот получил сигнал и повел вертолет к улице. Она наблюдала в выгнутое лобовое стекло, как город наклонился к ней. «Это твой шанс, Элиот. Я просто сижу тут». Как она вычислила, Элиот – это слон, склонный к атакам дальнего действия и более мобильный, чем можно ожидать. Она никогда не любила эту шахматную фигуру.

– Касание, – сказал пилот.

Она отстегнула ремень. Молодой парень с длинными волосами, Розенберг, открыл дверцу и подал ей руку. Она сочла это своего рода оскорблением и на руку не оперлась. Вихрь, поднятый лопастями, вздыбил ей волосы. Она внимательно оглядела улицу, пытаясь учуять рассеянные элементы Элиота.

– Кафе чисто, – сказал Розенберг. – Думаю, они раздобыли машину, часа два назад. Внутри трое работяг, сегментированные и подготовленные. Мы еще не допрашивали их.

– Спасибо, – сказала она. – Я ими займусь.

Она пошла к приземистому зданию кафе. К ней направились несколько поэтов, и Розенберг взмахом дал им понять, чтобы они отошли. Внутри, позади барной стойки, стояла молодая напуганная официантка в зеленом переднике. На диване у окна сидел краснощекий мужчина, фермер, как она предположила. Тощий парень в огромных очках сидел за столом ближе к центру зала. Позади нее ухнула, закрываясь, дверь. Парень в очках неуверенно встал из-за стола.

– Я не сотрудничаю с правительством. Вы хотите…

– Сядь, заткнись. – Он упал на стул. Она указала на официантку. – А ты иди сюда.

Та резко шагнула вперед, прижимая к груди блокнот. Ее глаза были огромными.

– Двое мужчин. Один темнокожий, другой белый. Ты знаешь, о ком я говорю?

Ее голова дернулась в кивке.

– Расскажи мне все, что видела и слышала.

Официантка заговорила. Спустя минуту фермер принялся выуживать из кармана своих джинсов мобильный телефон. Он хотел сделать это тайком, но его широкая клетчатая рубашка сигнализировала о каждом движении. Ее это позабавило. Неужели он решил, что она слепая? Она не трогала его, пока он не достал телефон и осторожно, как коробочку с обручальным кольцом, не раскрыл его. Вот тогда она сказала:

– Сунь руку в рот.

– И я снова налила ему кофе, – сказала официантка. – Он был очень мил, мы немного поговорили, и я спросила, откуда он – из Лос-Анджелеса, или из Нью-Йорка, или из тех краев, и он сказал «да», сказал, что везде побывал, что видел пожар в Лондоне и восстания в Берлине, а еще сказал, что мне надо уехать. Он сказал, что мир ближе, чем я думаю. Это были его слова. – Фермер начал давиться. – А потом он захотел поговорить со своим другом, австралийцем, и потом спросил, можно ли одолжить машину. Я ответила «конечно» и дала ему ключи от своей машины, и мне было ужасно неудобно, потому что я не чистила ее почти год и потому что она такая непрезентабельная. Я подумала…