Евгения Грановская - Замок на Воробьевых горах

– Это не значит, что вы можете брать что угодно без спроса, – отчеканила Варламова.

Самарин пожал печами:

– Ну, извините. Не думал, что это так интимно.

– Ладно. – Мария швырнула конверт на книжную полку. – Я позвала вас, чтобы показать одну запись.

Она села на кровать, достала из кармана кофты карту памяти и сунула ее в прорезь лэптопа, который позаимствовала у Антипа. Майор глянул на треснувшую панель и осведомился:

– Вы что, забиваете компьютером гвозди?

Мария пропустила его реплику мимо ушей, клацнула клавишей, отпрянула от экрана и сказала:

– Теперь – смотрите.

И Самарин стал смотреть. Смотрел он спокойно, невозмутимо. Даже когда бродягу на экране ударили ножом, лицо следователя не изменилось, словно у него были ампутированы нервы.

Когда запись кончилась, Самарин спросил:

– Все?

– Все, – кивнула Варламова.

– Где вы это взяли?

– В комнате Коли Сабурова. Карта памяти закатилась в щель.

Самарин хмыкнул, потом достал из пачки сигарету и откинулся на спинку стула. С полминуты сидел молча, разминая в руках незажженную сигарету. Вид у него был угрюмый.

Наконец Мария не выдержала.

– Ну? Что вы об этом думаете?

Майор сунул сигарету в рот и захлопал ладонями по карманам, выясняя, в котором из них лежат спички. Мария быстро достала из сумочки зажигалку, крутанула колесико и поднесла огонек пламени к его лицу.

Самарин прикурил, кивнул и выпустил облако дыма.

– Так что вы думаете? – задала тот же вопрос Варламова.

– Думаю, что… – Следователь снова замолчал, задумчиво глядя на облако дыма, поднимающееся к потолку. Молчание его было тяжелым и напряженным.

– Долго вы будете молчать? – поинтересовалась Мария.

– А? – Самарин перевел взгляд на нее.

– Вас что, совсем не заинтересовала запись?

– Ну, почему «совсем», – пожал плечами майор. – Я люблю хорошие инсценировки. Эта не слишком хороша, но смотреть было любопытно. Кстати, что у ваших студентов с лицами? Вы что, намазали им щеки белой краской?

– Ну, во-первых, никому я ничего не мазала. Во-вторых, запись сделал Коля Сабуров. В-третьих, почему вы решили, что там студенты?

Самарин посмотрел на Марию спокойно, но в его невозмутимом взгляде читалась холодноватая ирония.

– Давайте по порядку. Сабуров не мог сделать запись по той простой причине, что не умел ходить. А ракурс съемки предполагает, что снимающему пришлось забраться на какое-то возвышение. Это, во-первых. Во-вторых, то, что люди на записи студенты, видно невооруженным глазом. Все они стройные, подвижные и гибкие. У девушек – тонкая талия, отсутствует подколенная жировая подушка, и щиколотки их еще не располнели. А у парней – худые и изящные кисти рук.

Самарин выставил перед собой растопыренную ладонь – широкую, грубую, с толстыми сильными пальцами.

– Думаете, в двадцать лет у меня была такая рука? – с кривой усмешкой поинтересовался он. И покачал головой: – Нет. Для того чтобы превратить изящную юношескую кисть в клешню, понадобилось двадцать пять лет рвать, мять и ломать все, что под руку попадется.

Самарин опустил руку, взглянул на экран и заключил:

– Эти ребята – очень молодые люди.

Мария закусила губу. Самарин был прав. Как только она сама недодумалась?

– Майор, я вас не обманываю. А то, что они молоды, ничего не значит. На свете полно молодых негодяев.

Самарин молчал, покуривая сигарету и устремив на Марию неподвижный, как у змеи, взгляд.

– Хорошо, – выдохнула Варламова. – Ладно. Не верите – не надо. Но скажите хотя бы одну вещь…

– За последние полгода у нас не было зафиксировано никаких убийств или исчезновений людей в данном районе, – отчеканил Самарин, не дав ей договорить. – Гибель Сабурова я в расчет не беру, это особый случай.

Мария стушевалась. Определенно, майор читал ее мысли.

– Но… Они могли расчленить тело. Могли сжечь.

– Точно, – кивнул майор. – Или съесть. Тоже неплохой способ.

Мария поморщилась.

– Майор, вам обязательно вести себя так?

– А вам обязательно было вызывать меня из-за всякой чепухи? Я допускаю, что вы не причастны к заснятому балагану, но данный факт ничего не меняет. – Он поднял руку и посмотрел на часы. – Знаете, где я сейчас должен быть?

Варламова молчала.

– Я должен быть в ста тридцати километрах от Москвы, – ответил Самарин на свой вопрос. – На даче моего школьного друга Вани Копылова. Шашлыки, коньяк, водка, жаренные на углях овощи… – Он чуть прищурил неподвижные глаза. – Мария Степановна, вы любите жаренные на углях баклажаны?

– Нет, – буркнула в ответ та.

– А я обожаю.

Они помолчали. Мария поняла, что следующее слово должно быть за ней, и желательно, чтобы это слово не было слишком глупым или необоснованным, иначе майор ее в порошок сотрет. И тогда она сказала:

– Когда вы говорили об убийствах и исчезновениях, вы имели в виду не только обычных людей, но и бродяг?

При упоминании о бродягах по лицу Самарина пробежала легкая тень. Что не укрылось от глаз Марии.

– Что такое? – насторожилась она. – Вы от меня что-то скрываете?

Замешательство майора продлилось на пару секунд дольше, чем нужно.

– Мария Степановна, – медленно начал он, – я в отличие от большинства моих коллег отношусь к вам с уважением. Но…

– Вы не ответили на мой вопрос.

Самарин вмял в пепельницу докуренную до фильтра сигарету и поднялся со стула.

– В следующий раз, когда будете звонить мне, обдумайте свое намерение хорошенько, – отчетливо проговорил следователь.

– Боюсь, что следующего раза не будет, – в том же тоне ответила ему Варламова.

– Что ж, ваше решение, – изрек Самарин.

Напялил на голову кепку, повернулся и зашагал к двери.

3

После ухода майора Варламовой пришлось выпить пару бокалов вина, чтобы вновь обрести контроль над своими телом и над своей душой.

На душе у нее было погано. Мария вдруг вспомнила одного врача. Встреча с ним произошла после того, как она попыталась свести счеты с жизнью.

Доктор Иевлев просто лучился жизнерадостностью и жизнелюбием. Однако, глядя на него, Мария думала, что если когда-нибудь дьявол вздумает напялить на себя медицинский халат, то выглядеть он будет именно так.

Осмотрев рану на запястье Марии, доктор Иевлев улыбнулся и небрежно проговорил:

– Ну, это не страшно. Я быстро вас починю и поставлю на ноги.

Мария хотела сказать что-нибудь гневное, но нашла в себе силы лишь для глупой фразы:

– Я не машина, доктор.

– Конечно, – мгновенно согласился Иевлев. – Именно поэтому я и взялся за вас. Беда в том, что в машинах я ни черта не понимаю.

Мария переносила врачебные процедуры стойко и безропотно. А доктор все приговаривал, дружелюбно улыбаясь: