Домой приведет тебя дьявол - Габино Иглесиас
Брайан поставил ногу на первую ступеньку, и лестница застонала под его весом.
– Нужно подождать, – закричал сверху Хуанка. – Иначе она вся обрушится.
Я потянул Брайана за футболку, и он сошел с лестницы, а вой снова пронесся по туннелю. Я почувствовал горячее дыхание на моем плече, потом раздался громкий глухой стук. Хуанка распахнул то, что мешало ему выйти наверху, и в круглой норе взорвался искусственный свет.
То, что находилось у меня за спиной, унеслось прочь, царапая ногами землю.
– Теперь один из вас может подниматься, – крикнул сверху Хуанка.
Брайан раскачивался из стороны в сторону, свет из его фонаря рвано двигался по стенам, упирался в пол. Я пропустил его вперед. Он ухватился за ступеньки и начал подниматься с такой скоростью, что я понял: звуки, которые мы слышали, поселили в его мозгу невыразимый ужас.
Брайан поднимался быстро. Я освещал фонарем ему путь, перемещая луч с его поднимающейся вверх фигуры на темноту передо мной. Мое сердце остановилось на миг. Тут было что-то, и оно явно было рассержено. Я ухватился рукой за лестницу.
Когда Брайан выбрался наверх, его тело заблокировало почти весь свет, приходивший сверху. Я развернулся, выключил фонарик, бросил его в коробку, где уже лежали два других, и стал подниматься со всей скоростью, на какую был способен.
Глава 19
Дыра на мексиканской стороне заканчивалась не кухней, а чем-то похожим на обычную переговорную комнату. Здесь горели лампы дневного света и был ложный потолок. У одной из стен были сложены пластиковые стулья, в углу стояло пианино, покрытое черным брезентом. Близ стены перед нами были разбросаны какие-то коробки. Белая дверь в конце этой большой комнаты казалась единственным входом и выходом.
Хуанка достал телефон из кармана, отправил кому-то эсэмэску.
– Где мы, черт побери? – спросил Брайан.
– Iglesia Gracia de Dios Soberano[227], – сказал Хуанка. – Церковь. Мы ждем моего друга, Падре Сальвадора. Мы позаимствуем у него машину.
– Значит, есть такой священник, который работает на картель? Это какая-то херня.
– Нет, есть священник, который заботится о прихожанах, – сказал Хуанка. – Он совместно с Васкесом открыл сиротский приют для детей, чьи родители были убиты в результате насилия, совершаемого картелем. Васкес постоянно дает им деньги. У них есть еда и обувь, потому что он дает приюту деньги, а люди вроде Падре Сальвадора присматривают за детьми. Вот ты, Би, когда в последний раз давал деньги на церковь? Ты хочешь сказать, что возражаешь против того, чем они занимаются? Меньше всего мне хочется, чтобы какой-то нарик рассказывал мне…
Дверь в конце комнаты распахнулась. В комнате появился человек лет пятидесяти с плюсом, с сединой в волосах и бородой, закрывавшей его шею и рот. Одет он был в белую рубашку с воротником на пуговицах и черные брюки.
– Приветствую вас, джентльмены, – сказал он на идеальном английском.
– Как дела, Сальвадор?
Человек подошел, обнял Хуанку, потом, представляясь мне и Брайану, пожал нам руки.
– Я знаю, вы спешите, поэтому прошу за мной.
Сальвадор развернулся, и мы пошли следом за ним из комнаты. Мы оказались в земляном дворе, пересекли его, потом обогнули здание и, пройдя через калитку, оказались на парковке. Сальвадор остановился и повернулся к нам.
– Вы поедете на синей «Хонде», что стоит там. Он вытащил из кармана набор ключей и передал их Хуанке. – Можешь оставить машину перед «Эль Империо», а Ла Рейна потом ее заберет. И будь осторожен. Я всякого наслышался про эту новую женщину, с которой теперь работает Васкес.
– Gracias, падре. Я буду осторожен.
– Не за что, Хуанито, – ответил священник. – Как твоя матушка?
– По-всякому, бывают хорошие дни, бывают плохие. В последнее время плохих больше, но она, знаете, редко жалуется.
– Я помолюсь за нее. А еще я помолюсь за тебя, Хуанито. – Падре Сальвадор вздохнул. – Perder un hijo es algo muy doloroso. Ninguna madre debería pasar por eso. Perder dos hijos es demasiado. Eso es algo que te puede destruir el espíritu. Perder tres es algo que la mataría. – Священник посмотрел на ночное небо. Может быть, он молился за нас. А может быть, сомневался – есть ли там, наверху, что-нибудь. Его слова эхом отдавались в моей голове: «Потерять одного сына – больно. Ни одна мать не должна пережить такое. Потеря двоих сыновей – может уничтожить ее душу. Потеря трех убьет ее».
Падре Сальвадор снова заговорил:
– То, что твоя мать не утратила веры, многое говорит о ее отношениях с Богом. Она больше не должна нести потерь. Ты должен закончить это дело и позаботиться о ней, ты меня слышишь?
– Sí, Padre. Я о ней позабочусь. Я вернусь и буду заботиться о ней. Это в последний раз. Вы сами знаете.
Хуанка в доме упоминал Гильермо, но больше ни о ком не говорил. Почему он ни слова не сказал о еще одном брате?
– И потрать немного денег, чтобы удалить эту мазню со своего лица. Прошу тебя. Я знаю, твоя мать будет рада этому. Deja que tu pobre madre mire a su hijo a la cara sin tener que ver cosas que le recuerdan a la suciedad que le robо́ dos hijos.
«Пусть твоя мать смотрит на лицо сына, которое не будет ей напоминать о том зле, которое забрало двух других ее сыновей».
Хаунка кивнул.
Двух других сыновей. Опять.
Падре Сальвадор еще раз вздохнул, хлопнул Хуанку по плечу, потом посмотрел на нас.
– Удачи вам, джентльмены. Люди, которые совершают дурные поступки ради благого дела, всегда прощены в глазах Господа, в особенности, когда они делают это от чистого сердца. Бога в псалме 93 называют «Боже отмщений», а в Послании Колоссианам 3:25 сказано: «А кто неправо поступит, тот получит по своей неправде, у Него нет лицеприятия», и в Исходе 21:24–25 вы найдете мое любимое: «Глаз за глаз, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу, обожжение за обожжение, рану за рану, ушиб за ушиб». Я знаю, Хуанито не позвал бы вас в помощники, если бы не был о вас высокого мнения. Да поможет вам Бог.
Падре Сальвадор обманывал себя, если думал, что кто-то из нас идет на это дело с чистым сердцем. Я видел перед своим мысленным взором Мелису, которая смотрит на меня с пола. Рухнувший стол. Моих рук дело. Я был чудовищем, гребаным чудовищем. Молитвы и чувство вины никак не облагородят
