Октав Мирбо - Сад Истязаний
— Это еще ничего, — повторяла Клара. — Идем!
И вот, чтобы дополнить драму, появились человеческие лица. Отряды рабочих, которые спокойно шли чистить и приводить в порядок орудия Истязаний, потому что время экзекуций в саду прошло. Они смотрели на нас, удивляясь, несомненно, что встретили в это время и на этом месте еще двух стоящих людей, еще двух живых людей, у которых были еще головы, ноги, руки. Дальше М видели пузатого и толстого горшечника, который, сидя на корточках на земле, в положении обезьяны, покрывал лаком цветочные горшки, только что обожженные; около него корзинщик беспечно и искусно плел из гибких камышинок и рисовой соломы изящные навесы для растений; садовник на точиле точил свой нож, напевая народные песенки, между тем, как, пережевывая листья бетеля и тряся головой, какая-то старуха спокойно чистила чью-то железную пасть, острые зубья которой еще были усеяны безобразными человеческими останками.
Дальше мы видели детей, которые палками били крыс и наполняли ими корзины.
А вдоль палисадов, голодные и озлобленные, волоча царственно-великолепные свои одежды по кровавой грязи, павлины, толпы павлинов хватали клювами кровь, вытекавшую из сердца цветов, и с кровожадным кудахтаньем бросались на куски мяса, приставшие к листьям.
Отвратительный запах бойни, заглушавший и господствовавший здесь над всеми другими запахами, переворачивал у нас внутренности и вызывал почти рвоту.
Сама Клара, фея могил, ангел разложения и гнили, может быть, потому что нервы у нее ослабли, — Клара слегка побледнела. Пот сверкал у нее на висках.
Я видел, что у нее закрываются глаза и слабеют ноги.
— Мне холодно! — сказала она.
Ее ноздри, всегда раздувавшиеся, как паруса от морского ветра, сделались тоньше. Я думал, что она вот-вот лишится чувств.
— Клара! — умолял я. — Вы же видите, что это невозможно, и что есть такая степень ужаса, которую вы сами не можете преодолеть.
Я протянул ей обе руки. Но она оттолкнула их и, сопротивляясь недомоганию всею неукротимой энергией своих хрупких органов, сказала:
— Вы с ума сошли? Идем, мой милый, скорее, идем скорее!
Однако, она все-таки понюхала соли.
— Вот вы совсем бледный и идете, как пьяный, я не больна, я очень хорошо чувствую себя, и мне хочется петь.
И она начала петь:
Ее одежды — летние сады —И…
Она слишком напрягла свои силы, голос у нее вдруг застрял в горле.
Я подумал, что представился удобный случай увести ее, тронуть ее, может быть, напугать. Я крепко попробовал привлечь ее к себе.
— Клара! милая Клара! Не надо надрывать свои силы, не надо надрывать свою душу. Умоляю тебя, вернемся!
Но она воспротивилась:
— Нет, нет, оставь меня, ничего не говори, это ничего. Я счастлива!
И она быстро вырвалась из моих объятий.
— Видишь, на моих башмаках даже нет крови.
Потом сердито добавила:
— Господи, как надоедливы эти мухи! Почему здесь столько мух? И почему ты не заставишь замолчать этих ужасных павлинов?
Я попробовал прогнать их. Некоторые упрямо оставались около своей кровавой пищи; другие тяжело взлетали и, издавая резкие крики, уселись невдалеке от нас, наверху палисадников и на деревьях, откуда их хвосты спускались, словно материи, расшитые сверкающими драгоценностями.
— Грязные твари! — сказала Клара.
Благодаря солям, благодетельный запах которых она долго вдыхала, а в особенности, благодаря собственной непреклонной воле не слабеть, ее лицо снова покрылось розовой краской, ноги снова сделались гибкими. Тогда она запела окрепшим голосом:
Ее одеяния — летние сады —И храмы в праздничный день,А ее груди, твердые и подпрыгивающие,Сверкают, как две золотые вазы,Наполненные опьяняющими напиткамиИ одуряющими ароматами…У меня три подруги…
После минуты безмолвия она снова начала петь более сильным голосом, покрывавшим жужжание насекомых:
Волосы третьей собраныИ скручены на голове.И никогда они не знали прикосновенияПахучего масла.Ее лицо, выражающее страсть, безобразно,Ее тело похоже на свиную тушу.Она всегда ругается и ворчит.Ее грудь и живот отдают запахом рыбы,А ее постель омерзительнее, чем гнездо удода.И вот ее-то я и люблю.И вот ее-то я и люблю, потому что есть нечто,Более таинственно-притягивающее к себе,Чем красота: это — гниение, —Гниение, в котором господствует вечнаяТеплота жизни,В котором перерабатывается вечнаяСмена превращений.У меня три подруги!..
И, пока она пела, пока ее голос звонко разносился посреди ужасов сада, очень высоко, очень далеко показалось облако. И на безграничном небе оно походило на совсем маленькую розовую барку, совсем маленькую барку с шелковыми парусами, увеличивающимися по мере того, как она, мягко скользя, подвигалась вперед.
Перестав петь, Клара, развеселившись, воскликнула:
— О! Облачко! Посмотри, как оно красиво, совершенно розовое на лазури! Ты его еще не знаешь? Ты его никогда не видел? Но это таинственное облачко, и, может быть, это даже и не облачко. Каждый день, в один и тот же час, оно появляется неизвестно откуда. И оно, всегда розовое, всегда одинаково. Оно скользит, скользит, скользит… Потом оно делается менее плотным, редким, рассеивается, пропадает на небе. Оно исчезло! И никто не знает, ни куда оно исчезло, ни откуда пришло! Здесь есть очень ученые астрономы, которые утверждают, что это — дух. Я же думаю, что это — странствующая душа, бедная, несчастная, как моя, блуждающая душа.
И прибавила, беседуя сама с собой:
— А вдруг это душа несчастной Анни?
В течение нескольких минут она созерцала неизвестное облачко, которое уже побледнело и понемногу растаяло.
— Смотри! Тает, тает… Кончено! Нет более облачка! Оно исчезло!
Она стояла, безмолвная и очарованная, устремив глаза на небо.
Пролетел легкий ветерок, от которого по деревьям пробежала мелкая дрожь; солнце сделалось мягче, нежнеe; свет его к западу покраснел, к востоку затуманился серо-перламутровыми тонами, бесконечно разнообразными оттенками.
И тени киосков, больших деревьев, каменных Будд ложились на лужайках тоньше, неопределеннее и становились голубыми…
Глава 16
Мы были около колодца.
Высокие стволы сливовых деревьев с двойными цветами, прижавшимися друг к другу, заполняли его. Мы угадывали его по более сильной тени между листьями, между цветами, маленькими вздутыми цветами, белыми и совершенно круглыми.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});