Шарлин Харрис - Мертвы, пока светло

До меня дошло, только когда я уже была на работе.

Я вытирала стакан и не задумывалась о дяде Бартлете, но внезапно сила покинула мои пальцы.

— Иисус Христос, Пастух Иудейский! — произнесла я, глядя на осколки стакана у своих ног. — Билл убил его.

Не знаю, почему я была так уверена в своей правоте, но с той самой минуты, как эта мысль пришла мне в голову, я не сомневалась. Может, я слышала, как Билл набирал телефонный номер, когда я засыпала. Может, выражение лица Билла, когда я рассказала ему о дяде Бартлете, сыграло роль сигнала тревоги.

Интересно, заплатил ли Билл тому вампиру деньгами или как-то иначе.

Я работала словно во сне. Я не могла никому рассказать, о чем я думаю, не могла даже пожаловаться на то, что мне нехорошо, пока меня никто не спросил. Так что я молчала и работала, пытаясь не думать ни о чем, кроме следующего заказа. Домой я ехала пытаясь сохранить такое же состояние, но оставшись одна, я вынуждена была посмотреть фактам в лицо.

Я просто помешалась.

Я всегда знала, что Билл убивал людей за свою очень долгую жизнь. Когда он был молодым вампиром, ему требовалось много крови, прежде чем он научился контролировать свои потребности, так чтобы обеспечивать свое существование перехватив там, куснув тут, но не убивая тех, чью кровь ему приходилось пить. Он сам говорил мне о том, что бывали и смертельные исходы… И он убил Раттреев. Правда, иначе они бы несомненно убили меня там, за баром, той ночью, если бы Билл не вмешался. Так что эти смерти я вполне готова была ему простить.

Чем же так отличалось убийство дяди Бартлета? Он тоже причинил мне зло, и ужасное, почти превратив мое детство в сплошной кошмар. Не вздохнула ли я с облегчением, даже с радостью, когда услышала, что он был найден мертвым? Не попахивает ли он моего ужаса при мысли, что здесь не обошлось без Билла, лицемерием худшего толка?

Да. Нет?

Усталая и в невероятном замешательстве, я присела на ступеньках крыльца своего дома и стала ждать темноты, обхватив руками колени. В высокой траве распевали сверчки, когда он появился, возникнув так быстро и тихо, что я не услышала. Только что я была одна, и вот Билл сидит рядом со мной.

— Чем бы тебе сегодня хотелось заняться, Сьюки? — Его рука обняла меня.

— Ох, Билл! — Мой голос был насыщен отчаянием.

Его рука упала. Я не стала смотреть на него, все равно в темноте ничего было не разглядеть.

— Тебе не стоило этого делать.

По крайней мере, он не стал утруждать себя отрицаниями.

— Я счастлива, что он мертв, Билл. Но я не могу…

— Думаешь, я мог бы причинить тебе какое-то зло, Сьюки? — Его голос был тихим и шелестящим, словно звук шагов через сухую траву.

— Нет. Как ни странно, я уверена, что ты не причинишь мне никакого зла, даже если и разозлишься на меня.

— Тогда…

— Это все равно что бегать на свидания с крестным отцом. Билл, я теперь буду бояться сказать что-нибудь при тебе. Я не привыкла к тому, что мои проблемы решают таким образом.

— Я люблю тебя.

Никогда раньше он этого не говорил, да и сейчас мне могло померещиться, так тих был его голос.

— Правда, Билл? — Я не подняла головы, уткнувшись лбом в колени.

— Да, правда.

— Тогда тебе нужно позволить мне жить своей жизнью, потому что ты не сможешь изменить ее для меня.

— Ты хотела, чтобы я ее изменил, когда тебя избивали Раттреи.

— Очко! Но я не могу позволить тебе изменять мою повседневную жизнь. Я буду злиться на людей, и они будут злиться на меня. Я не могу переживать по поводу того, останутся ли они после этого в живых. Я не смогу жить так, милый! Понимаешь, о чем я говорю?

— Милый? — повторил он.

— Я люблю тебя, — сказала я. — Не знаю, почему, но это так. Я хочу называть тебя всякими дурацкими словечками, которые употребляют влюбленные, и мне плевать, что это звучит глупо, раз уж ты вампир. Я хочу говорить тебе, что ты мой малыш, что я буду любить тебя, пока мы не станем старыми и седыми — хотя этого никогда не будет. Что я знаю, что ты всегда будешь мне верен, — хотя и этого никогда не будет. Я словно натыкаюсь на каменную стену, когда пытаюсь сказать тебе, что люблю тебя, Билл. — Я замолчала, выговорившись.

— Что ж, кризис случился раньше, чем я предполагал, — из темноты произнес Билл. Сверчки продолжили свою песню, и я долго слушала их.

— Да.

— И что теперь, Сьюки?

— Мне нужно некоторое время.

— Прежде чем…

— Прежде чем я пойму, стоит ли любовь страданий.

— Сьюки, если бы ты знала, насколько ты другая, насколько мне хочется защищать тебя…

По голосу Билла я понимала, что он испытывал такие же нежные чувства, как и я.

— Как ни странно, но я испытываю то же по отношению к тебе, — ответила я. — Но мне жить здесь, и мне жить с собой, и мне следует подумать о каких-то правилах, которые нужно для себя установить.

— Что мы станем делать теперь?

— Я думаю. Ты будешь продолжать жить так, как жил перед нашей встречей.

— Пытаясь понять, смогу ли я жить в главном русле. Думая о том, на ком я смогу кормиться, если не смогу больше пить эту проклятую искусственную кровь.

— Я знаю, что ты найдешь, на ком кормиться кроме меня. — Я очень старалась сохранять голос ровным. — Пожалуйста, пусть это будет кто-то нездешний, кого мне не надо будет видеть! Я не выдержу этого! Я знаю, что нечестно просить тебя об этом, но я все же прошу.

— Если ты не станешь встречаться ни с кем другим, спать ни с кем другим.

— Не стану. — Такое обещание показалось мне достаточно легким.

— Ты не станешь возражать, если я буду заходить в бар?

— Нет. Я не собираюсь никому рассказывать, что мы разошлись. Я не болтаю об этом.

Он прислонился ко мне, я чувствовала давление его тела на руку.

— Поцелуй меня, — попросил он.

Я подняла голову и повернула ее, губы наши встретились. То был голубой огонь, не оранжево-красное пламя, не огненный жар: голубой огонь. Спустя мгновенье, его руки обвили меня. Еще мгновенье, и мои руки охватили его. Я начала растворяться, таять. Глотнув воздуха, я отстранилась.

— Нет, Билл, мы не должны.

Я услышала, как он вздохнул.

— Конечно, раз уж мы расстаемся, — сказал он тихо. Но прозвучало это, словно думал он совсем иначе. — Нам несомненно не следует целоваться. Еще меньше мне следует желать завалить тебя прямо на пороге и продолжать до полусмерти.

Мои колени дрожали. Умышленно грубые слова, произнесенные его спокойным милым голосом, вызвали во мне бурю желания. Мне пришлось собрать в кулак все остатки своей решимости, чтобы встать и уйти в дом.

Но это мне удалось.

На следующей неделе я начала учиться жить без бабушки и без Билла. Я работала ночами и работала много. Впервые я была осторожна, проверяла замки и систему безопасности. Где-то существовал убийца, а у меня больше не было могущественного заступника. Я думала, не завести ли собаку, но не смогла определиться с породой. Так что кошка, Тина, оказалась моей единственной защитой, поскольку всегда реагировала, когда кто-то слишком близко подходил к дому.