Марина Воробьева - Авиамодельный кружок при школе № 6 (сборник)

К тому моменту, как юный таксист довольно невежливо выставил меня на окраине деревни, безымянная змейка сладко спала, а змейка Любопытство вяло зевала, наглядевшись на заснеженные пейзажи, и явно собиралась последовать за сестрой. Зато змейка по имени Страх подняла голову еще в Ижевске и за остаток пути успела залить мне внутренности ядом настоящей паники. Даже виски, верный способ растворить эту дрянь, не помогал.

Я стояла на развилке двух дорог, курила и думала о том, что, наверное, немного сошла с ума, что сейчас замерзну прям тут и никто никогда не узнает, где, собственно, это самое тут есть. И о том, что сейчас из леса, обступившего деревню и трассу со всех сторон, выйдут какие-нибудь чертовы волки или даже медведь, которого я разбудила грохотом своего сердца, и разорвут меня. Или еще вот маньяки есть… И еще я думала о том, что чем я вообще думала, когда ехала в эту глушь и даже не побеспокоилась о том, где буду ночевать… В общем, о многом я успела подумать, пока не скурила сигарету до запаха подожженной перчатки.

– Доброго утречка, – сказал кто-то сзади. Вероятно, волк, вряд ли медведи – даже медведицы – говорят такими высокими голосами. Тем более, маньяки, среди них все-таки мужчин побольше будет. Вторая, еще не подкуренная сигарета, упала из моих пальцев в снег, и я стала медленно-медленно оборачиваться. О том, что это может быть, например, Полли, подумать я даже и не рискнула, это было бы слишком хорошо и слишком уж страшно. Я не готова!

У меня за спиной стояла очень высокая и худая женщина с такими ярко-красными губами, словно только что слопала баночку гуаши. Одета она была не в пример теплее меня, а ее лицо выражало что-то очень странное, какую-то смесь приветливости, любопытства и легкого отвращения.

– Утро, говорю, доброе, – сказала она еще раз. – Надолго в наши края?

Радостная, что это оказался не медведь, я кивнула, потом помотала головой из стороны в сторону, еще раз кивнула и, наконец, промычала что-то неопределенное.

– Понятно, – женщина наконец улыбнулась. – Ждать Полли можно сколько угодно, поэтому вопрос несколько некорректен. Меня зовут Марина.

Я назвала свое имя, и через десять минут мы с моей новой знакомой уже входили в маленький домик, спрятавшийся среди двух десятков таких же. Вся деревня.

– Поживешь здесь, – сказала Марина. – Не лучший вариант, но лучших здесь днем с огнем не найдешь. Зато тепло. И газ есть.

– Скажите… – мне было неловко, но я должна была спросить. – Полли… Вы тоже ждете Полли, что приходит холодным утром и это… пахнет мятой?..

Марина прищурилась, ухмыльнулась красными губами.

– Многие ждут. Не все дожидаются.

– Сейчас достаточно холодно, – я произнесла это, хотя хотела сказать совершенно другое.

– Холодным – это не обязательно зимним, – ласково ответила Марина. – Даже совсем-совсем не обязательно. Наши зимние утра морозные, ледяные, чудовищные, так что называть их холодными будет не совсем верно.

Мы с Мариной проговорили еще какое-то время, в основном обсуждая бытовые вопросы. Деревня спокойная, мирная, газ есть, работы нет, но можно ездить в поселок, до которого четыре раза в день ходит автобус. Когда Марина уходила, единственным моим желанием было допить виски, упасть и умереть. Что я и сделала, как только за ней закрылась дверь. Допила, упала и умерла почти на сутки.

Несколько дней я думала над словами Марины, и все отчетливее понимала, что влипла. Потому что если сейчас, в феврале, утра ледяные и морозные, то весной – по сравнению – они будут становиться все теплее и теплее, и разве что только к осени… Логика была, прямо скажем, нелепая, но она была, а не то, чтобы бессмысленный треп, рассчитанный на романтичных девиц. Безымянная змейка хорошо чует такие вещи.

Мне ничего не мешало в любой день уехать оттуда. Никто меня здесь не держал, сочувствия моим страданиям не высказывал, вообще здесь мало интересовались чужим состоянием дел, если это не касалось строго физической помощи. Я отвечала своим новым соседям взаимностью, и до самого конца не удосужилась даже узнать всех имен и причин, по которым они сидят в этой глуши. Здесь это было чем-то вроде хорошего тона: не задавать лишних вопросов и принимать любую правду в тех дозах, в которых ее выдают.

Я обустроилась в маленьком доме, по субботам, как все, стала ездить в поселок за продуктами и готовила из них какую-то нехитрую еду (иногда мы с Мариной объединяли усилия, и вместо двух разных куриных супов у нас получался один и он всегда был вкуснее тех, что мы варили по отдельности, хотя готовили мы примерно одинаково, лениво стараясь минимизировать количество телодвижений).

…Весной я заскучала и устроилась на работу. Пошла мыть полы в поселковой школе. Денег это не приносило почти никаких, но хоть какое-то дело, тем более, что мои, безусловно нужные в большом городе навыки системного администратора, в этих местах никому не сдались. А без дела здесь нельзя, говорила мне Марина еще в самом начале, и была права. Быть уборщицей оказалось вполне недурно, маши себе тряпками, ни о чем не беспокойся и жди. Поселковые дети звали меня по имени-отчеству.

Там же, в поселке, обнаружилась совершенно маргинального вида забегаловка, в которой наливали отвратительное пойло и сидели не самого приятного вида типы, зато имелся большой бильярдный стол. В силу совершенно других интересов, у завсегдатаев популярностью он не пользовался, поэтому мы с Мариной стали наведываться туда, сначала изредка, а потом сделали это своей пятничной традицией. Местные нас не беспокоили, считалось, что деревенских лучше не трогать.

С Мариной мы не подружились, я уже давно перестала питать иллюзии насчет поиска своих. Но это не мешало нам проводить время за бильярдом, перемывать косточки бывшим и пить красное сухое. Марина научила меня разбавлять его водой, и это оказалось довольно вкусно.

Время от времени змейки поднимали головы, но, утомленные моим размеренным существованием, практически сразу же складывали их обратно. Самой главной новостью этих мест была перемена погоды: холодно, еще холоднее, очень холодно, пиздец и великий праздник – температура поднялась на пару градусов.

Со временем я вспоминала про Полли все чаще, и все чаще думала о том, какую глупость сделала, уехав из своего города и так бездарно все бросив. Особенно жалко было мужчин. Ну да, любили не так, но ведь любили же! По утрам становилось все теплее и теплее.

– Марина, это ужасно, просто ужасно, – говорила я, промахиваясь мимо очередного шара. – Как тут вообще можно жить? Годами? Рождаться, воспроизводить себе подобных и умирать. Ну мы-то ладно, Марина, мы Полли ждем. Допустим, она даже когда-нибудь придет. Остальным-то зачем, Марина, зачем?