Дин Кунц - Видение

В темноте, охраняя ее сон, он плакал, представляя свою жизнь без нее.

Хотя рассвет был уже совсем близок, чернильной тьме противостоял только свет его фонарика. Он прошел через главный зал. Летом он был заполнен игровыми автоматами. Сейчас зал был пуст. Он подошел к лестнице, над которой крупными буквами было написано:

К СМОТРОВОЙ ПЛОЩАДКЕ

Закрытый проход на башню «Игры и закуски Кимбалла» был узкий, холодный и грязный. Он еще не был покрашен к будущему сезону. Свет его фонарика выхватывал на желто-белых стенах тысячи всяких отметин: отпечатки детских рук, брызги от разлитых напитков, имена и послания, нацарапанные карандашом или чем-то еще.

Деревянные ступеньки скрипели. Когда он достиг огражденной площадки на верху лестницы, он выключил фонарик. Он сомневался, что кто-нибудь может следить за ним в этот час, но не хотел рисковать, привлекая к себе внимание.

Внизу не было видно ничего, кроме тоненькой сверкающей пурпурной полоски с восточной стороны горизонта. Казалось, по покрову ночи кто-то без нажима провел бритвой.

Он взглянул на порт.

Он ждал.

Через несколько минут уголком глаза он заметил в небе какое-то движение. Потом услышал хлопанье крыльев.

Что-то громоздилось в пересекающихся лучах на остроконечной крыше, в какой-то момент было слышно шуршание, потом все стихло.

Вглядываясь в сжавшиеся тени наверху, он дрожал от удовольствия.

«Сегодня вечером, — думал он, — сегодня вечером. Опять кровь».

Он мог чувствовать смерть повсюду вокруг себя, ее вполне осязаемое присутствие в воздухе.

На востоке рана на небе расширилась и углубилась. Утро стучалось в мир.

Зевнув, он приложил руку тыльной стороной ко рту. Ему надо было вернуться в свой номер в гостинице и немного отдохнуть. Ему не пришлось ни разу выспаться за последние несколько дней.

Трижды в течение последующих десяти минут звук хлопающих крыльев возвращался. И всякий раз под стропилами чувствовалось какое-то временное беспокойство, и всякий раз затем наступала полная тишина.

Вдруг слабый свет пробился сквозь толстую массу штормовых облаков и постепенно окрасил порт, холмы и дома Кингз Пойнта.

Его охватило глубокое чувство потери. Вместе со светом пришла депрессия. Он чувствовал себя и действовал лучше в самые темные часы.

Дюжина или больше летучих мышей. Они прятались под деревянными стропилами. Их крылья хлопали вокруг. Некоторые с закрытыми глазами. Другие — с открытыми, которые поблескивали в тусклом свете. Это видение возбуждало его.

Опять кровь, сегодня вечером.

В девять часов утра Лоу позвонил Роджеру Фаллету.

— Извини, что беспокою тебя в Рождество.

— Не извиняйся. Ты никогда не беспокоишь меня.

— Я узнал кое-что интересное о деле Бертона Митчелла.

— Что?

— Что его жена и сын были убиты.

— О Боже, когда?

— Через пять лет после того, как он совершил преступление.

— А ты не ошибаешься?

— Ты не проверил, может быть, есть какие-нибудь отдельные материалы на жену и сына?

— Нет. Но если бы там было что-то достойное внимания, копии документов лежали бы в деле Бертона Митчелла.

— А не может быть, чтобы в «Таймс» ошиблись?

— Предположим. Но обычно таких ошибок не бывает. Кто их убил?

— Мэри не знает.

— Девятнадцать лет назад?

— Так она утверждает.

— Это произошло здесь, в Лос-Анджелесе?

— Думаю, да. Сделай мне одолжение.

— Сегодня я не работаю, Лоу.

— «Таймс» не закрывается полностью на праздники. Там кто-нибудь работает. Не мог бы ты позвонить и попросить проверить для меня эти материалы.

— Это так важно?

— Это вопрос жизни и смерти.

— Зачем тебе все это?

— Мне надо знать все об этих убийствах... если они имели место.

— Я перезвоню тебе.

— Это займет много времени?

— Часа два.

Роджер перезвонил через полтора часа.

— Да, было отдельное дело по убийству жены и сына. Но оно не было зарегистрировано, как это положено.

— Приятно слышать, что даже ваши суперпрофессионалы ошибаются.

— Это действительно необычный случай, Лоу.

— Расскажи.

— После того как Бертон Митчелл покончил с жизнью, его вдова Вирджиния Митчелл и сын Барри Фрэнсис Митчелл сняли небольшой домик в западной части Лос-Анджелеса. Судя по адресу, он находился где-то в миле от поместья Таннеров. Девятнадцать лет назад, 31 октября, в праздник Халлоуин, в два часа ночи, кто-то бензином поджег дом с матерью и сыном внутри.

— Пожар. Подобной смерти я и боялся больше всего.

— Скажу тебе, эта новость испортила мне весь аппетит.

— Извини, Роджер. Мне надо было знать.

— Это еще не самое страшное. Хотя тела полностью обгорели, медэксперт установил, что мать с сыном были зарезаны во сне, прежде чем начался пожар.

— Зарезаны...

— Вирджинии было нанесено столько ножевых ран в горло, что ее голова была практически отделена от туловища.

— О Боже!

— А ее сыну, Барри, были нанесены ножевые раны в грудь и горло и еще...

— Что?

— Отрезаны половые органы.

— Похоже, и я останусь сегодня без рождественского ужина.

— Прежде чем пожар уничтожил все, дом выглядел, как место настоящей бойни. Что за человек мог совершить это, Лоу? Что за маньяк?

— Они расследовали это дело?

— Нет, никого не арестовали.

— А подозревали кого-нибудь?

— Троих.

— Назови мне их имена.

— Я не поинтересовался этим. У каждого из них было алиби, и каждое алиби было проверено.

— Итак, убийца еще жив и где-то затерялся. А полиция удостоверилась, что это их тела?

— В смысле?

— Их идентифицировали?

— Думаю, да. Кроме того, в доме жила Вирджиния со своим сыном.

— Тело женщины, очевидно, это Вирджиния. Но я не уверен, что мужчина был ее сын. Может, это был ее любовник.

— Они были убиты в разных спальнях. Любовники находились бы в одной спальне. И, если бы Барри остался жив, он бы как-то проявился.

— Нет, если он был убийцей.

— Что?

— Это не невозможно.

— Нет ничего невозможного, но...

— Барри был двадцать один год, когда пожар сжег его дом. Может, двадцать два. Роджер, не слишком ли большим мальчиком он был, чтобы жить со своей мамой?

— Черт, нет. Лоу, не все мы начали свою самостоятельную жизнь, как ты, в шестнадцать лет. Я жил с моими родителями до двадцати трех лет. А почему тебя так волнует то, что Барри мог остаться в живых?

— Тогда будет немного яснее то, что происходит сейчас.

— Ты слишком хороший журналист, чтобы пытаться так притянуть факты.

— Ты прав. Я опять оказался в тупике.

— А что за история с Мэри Берген? Чем ты занимаешься?