Евгения Грановская - Покидая царство мертвых

– Боже… – проговорила Татьяна Алексеевна. – Мне уже сорок семь лет… Как летит время. «Двадцать пять лет – это всего лишь мгновение…» Кто же это говорил?

– Я сказал тебе это в кафе. А ты возразила, что двадцать пять лет – это целая жизнь. Для тебя эти годы и были жизнью. А у меня их не было совсем.

Он вгляделся в ее усталое лицо.

– Знаешь, а я ведь даже не удосужился тебя хорошенько разглядеть. В тот вечер, двадцать пять лет тому назад, это казалось неважным.

– Двадцать пять лет… – тихо проговорила Татьяна. – Прошла четверть века, а я все еще помню твое лицо и твою улыбку. Ты был настоящим гадом! Но мне это нравилось.

Она усмехнулась своим мыслям и протянула руку к бутылке.

– Не думаю, что это поможет, – сказал Макс. – Не надо.

Татьяна вздрогнула и убрала руку от бутылки. На глазах у нее вдруг заблестели слезы.

– Ну вот, – мягко проговорил Максим. – Теперь ты решила поплакать? Но зачем? Твоя жизнь удалась. Ты – начальник ГУВД. Я знал, что ты далеко пойдешь, но не думал, что настолько. Брось грустить, Танечка! У тебя есть любимая работа, и у тебя есть отличный сын.

– У меня отличный сын, – проговорила вдруг Татьяна и замерла, словно сама удивилась и не поверила тому, что сказала.

– Ну ладно, не отличный, – согласился Макс. – Но ничем не хуже других парней, верно? Кроме того, у Ивана есть потенциал.

– У него есть потенциал, – сказала себе Татьяна.

– Точно! – кивнул Максим. Усмехнулся и тихо добавил: – Знать бы еще, в чем он заключается. А с выпивкой ты завязывай. Она тебе не нужна.

Татьяна вдруг открыла ящик стола и убрала в него коньяк и стакан. Затем решительно поднялась с кресла.

– Эй, ты куда? Таня!

Она быстро накинула плащ и вышла из кабинета.

Удостоверение начальника ГУВД Москвы не делает человека всесильным, но помогает ему с легкостью миновать препоны и преграды, практически непреодолимые для простого смертного.

Татьяна Алексеевна Макарова распахнула дверь приемной и уверенно переступила порог. Секретарша вскинула хорошенькую головку и попробовала протестовать:

– Георгий Сергеевич сейчас занят…

Макарова на ходу вынула из сумки удостоверение и сунула его под нос секретарше.

– Но Георгий Сергеевич…

– Сиди где сидишь, детка, – резко проговорила Макарова. – Или я посажу тебя туда, где тебе никогда не захочется сидеть.

Она пересекла приемную и вошла в кабинет вице-мэра.

– Георгий!

Вержбицкий оторвал взгляд от документа, который просматривал, и посмотрел на Татьяну.

– Таня?

Она прошла к столу. Вице-мэр овладел собой и улыбнулся:

– Я рад тебе, хотя и немного удивлен. Кажется, в последнюю нашу встречу ты сказала, что не желаешь меня больше видеть.

– Я пришла не повидаться. Я пришла поговорить.

– Вообще-то, для разговоров существует телефон, но…

– Я пробовала тебе дозвониться, но через твоих помощников трудно пробиться даже начальнику московского ГУВД. Кроме того, это совсем не телефонный разговор. Я пришла…

– Может быть, ты сядешь? – миролюбиво предложил Георгий Сергеевич. – В противном случае мне придется встать, как положено джентльмену.

– Ты не джентльмен и никогда им не был, – сказала Татьяна.

Вержбицкий усмехнулся.

– Узнаю Танечку Макарову! Ты знаешь, мне всегда нравилось смотреть, как ты сердишься.

Татьяна села в кресло и скользнула взглядом по столу. Заметила пепельницу, а в ней – окурок сигары.

– Ты стал курить сигары? – иронично спросила она. – Они помогают тебе справиться со стрессом?

– У кого-то сигары, у кого-то алкоголь… Так о чем ты хотела поговорить?

– Ты всегда говорил, что не замешан в убийстве Максима Орлова.

– Я и сейчас могу повторить то же самое.

– Ко мне приходил Иван. Не знаю почему, но он заинтересовался этим делом.

– Правда? Гм… – Вице-мэр сдвинул брови. – Это действительно странно. Послушай, Танечка, может, отложим разговор о делах на потом и выпьем за встречу? У меня есть отличное белое «Монтраше»!

– Перестань паясничать! Иван искал в базе данных татуировку. Штык-нож и паук. Не знаю, что ему взбрело в голову, но он считает, что это как-то связано со смертью Максима.

– Это сам Иван тебе рассказал?

– Он ничего мне не рассказывал. Мне пришлось догадаться самой.

– А для этого – перехватить запрос сына? Таня, ты что, за ним следишь?

– Программа сама фиксирует обращения. Так что за сыном я не слежу. Но кто-то за ним следит, и я узнаю, кто!

Вержбицкий поморщился:

– Глупости! У твоего Ивана слишком сильно разыгралась фантазия. Это все из-за скучной бумажной работы. Я слышал, его там все еще держат за молодого и заставляют заниматься всякой ерундой. Кстати, я мог бы…

– Перестань говорить о моем сыне.

– Но ты сама начала этот разговор!

– Я сказала тебе про татуировку!

Вержбицкий посмотрел на нее сочувственным взглядом.

– Таня, в последнее время ты сама не своя. Тебе не следует так сильно злоупотреблять алкоголем. Особенно коньяком, к которому ты, как я слышал, здорово пристрастилась. Кстати, ты ведь и сейчас немного подшофе?

Татьяна Алексеевна выдержала удар невозмутимо.

– Я знаю о твоих связях с бывшими военными, Георгий, – отчеканила она. – И я видела шрам.

– Шрам? Какой шрам?

– Шрам от выведенной татуировки. На правой руке у твоего начальника службы безопасности. Напомни мне, в каком подразделении он служил?

Георгий Сергеевич вздохнул.

– Помнится, однажды ты сказала мне, что не надо ворошить прошлое, – проговорил он размеренным голосом, глядя Макаровой в глаза, – потому что оно может повредить будущему.

Зрачки Татьяны сузились.

– Ты что, мне угрожаешь?

– Что ты! Я просто советую. На правах старого друга. Не вороши прошлое, Таня. И скажи Ивану, чтобы он бросил свои опасные изыскания. А лучше – отправь его в отпуск. Если хочешь, я оплачу ему поездку куда-нибудь на Мальдивы или на Гавайи. Он замечательно проведет время и забудет об опасных глупостях.

Татьяна подняла руку и погрозила Вержбицкому пальцем.

– Запомни, Георгий: если с головы моего сына упадет хотя бы волос…

– Ты с ума сошла! – возмутился Георгий Сергеевич. – О чем ты говоришь? Иван мне как родной. Господи, да он мне как сын!

– Он тебе не сын!

– И очень жаль. Будь он моим сыном, он бы не протирал штаны на стуле, копаясь в старых делах. К своим двадцати четырем годам он бы входил в совет директоров большого банка. Или обзавелся бы собственной строительной фирмой. Или…

– Заведи собственного сына – и пристраивай его куда хочешь!

Лицо Вержбицкого погрустнело, а улыбка стала напряженной.

– Таня, это подло, – сказал он. – Ты ведь знаешь: я не могу иметь детей. Слушай, когда ты успела стать такой жестокой?