Анастасия Бароссо - Притяжение страха

Какое-то время, они смотрели друг на друга, словно примериваясь. Юлия кусала платок, давно превратившийся в ее руках в мятую влажную тряпку. Очень медленно, мучительно медленно, человек стал приближаться к быку. Без привычного красного плаща в руках, он выглядел таким беззащитным и слабым… что Юлии очень захотелось закрыть глаза. Во избежание. Но она не успела.

С неописуемой грацией мужчина в желто-золотом костюме приподнялся на носках, изогнув спину, и, высоко подняв руку с оружием, молниеносно ударил им в середину огромного черного лба. Бык постоял немного, удивленно глядя на своего упрямого противника. А потом, словно признавая поражение, рухнул перед ним на колени. И плавно повалился на бок. Не меньше минуты трибуны плыли перед глазами Юлии в абсолютной тишине, прежде чем взорваться оглушительным салютом приветствий.

В этом сумасшедшем море возгласов, объятий и аплодисментов она сидела, не двигаясь, не моргая и почти не дыша, словно парализованная. Что-то непростое, неслучайное и недоброе было в том, насколько точно произошедшее сейчас повторяло сценку, разыгранную на этом же месте ею и Антонио. Неприятно, тянуще заныло сердце, когда она вспомнила вдруг его глаза цвета кофе и его яркие губы, шепчущие перед тем, как уснуть: «Ты мой ангел…».

Воспоминание переросло в страшное предчувствие, почти в уверенность, что с ним что-то не так. Тревога была так сильна, что захотелось сейчас же рвануться и ехать к нему.

— Теперь ты не хочешь уходить? — язвительным вопросом Карлос мгновенно вывел ее из странного, пугающего транса.

— Нет, — Юлия отрицательно помотала головой. Два оставшихся быка дали себя убить до обидного быстро. Или ей так только показалось? Потому что теперь, она хотела видеть это снова и снова. Теперь она жалела о том, что не насладилась вволю первыми тремя боями. Теперь она была безмерно благодарна дону Карлосу за то, что он привел ее сюда.

— Как жаль, что это последняя коррида сезона… — посетовала Юлия, когда они уже встали и под торжественные, праздничные звуки оркестра пробирались к выходу.

— Да… — согласился Карлос, — пока сезон длится, вроде бы и не ценишь — так, одно из многих других развлечений. А стоит ему закончиться, начинаешь ждать следующего…

На улице их ошеломил шум листвы в кронах огромных деревьев, хохочущие, издевательские крики красноклювых попугаев и полный сладковато-острого аромата жареных морепродуктов воздух, который Юлия глубоко вдохнула.

— Ты голодна? — заботливо спросил дон Карлос.

— Я бы съела целого быка!

Он смерил ее фигурку, одетую в черное, одобрительно-восхищенным, ободряющим взглядом. Бисер и блестки сверкали на солнце так же, как горели в возбуждении глаза. И даже веснушки стали ярче — от волнения она побледнела. Этот взгляд утроил ее кураж, давно бившийся в сердце, не имея выхода.

— Скажи, а что делают с убитыми на корриде быками? Хоронят с почестями?

— Нет! — он хохотнул удивленно. — Разделывают на мясо и продают.

— О… действительно. Чего добру пропадать… Просто отдают в магазины?

— О, нет, такое мясо нельзя продавать в магазинах. Оно необычное.

— Как это? Священное, что ли?

— Почти… — он потешался над удивленным выражением в ее глазах, — да просто считается, что во время боя и, особенно, перед смертью в кровь быка выбрасывается огромная доза адреналина. Некоторые уверены, что такое мясо нельзя есть. Что это, якобы, в разы повышает агрессивность в человеке. А то и вообще — можно отравиться…

— Да? Но ведь кто-то его покупает?

— Есть пара специальных ресторанов, где убитых на корриде быков готовят для любителей. Существуют люди, готовые платить втридорога за возможность полакомиться именно ими.

— Я тоже хочу! — вдруг уверенно потребовала Юлия.

— У них адреналин в крови, — напомнил Карлос.

— Тем лучше.

А вдруг у тебя недопустимо возрастет уровень агрессии?! Что я тогда буду делать?

— Ты ведь обещал загладить вину.

— Вне всякого сомнения.

— Ну вот — тогда можно начинать.

Это был самый роскошный ресторан, в котором Юлии доводилось бывать. Верхний этаж старинного здания на Рамбле представлял собой крытую террасу, то ли стилизованную, то ли, в самом деле, сохранившуюся в неизменном виде с конца восемнадцатого века. По всей вероятности, сегодня кроме них не нашлось желающих отведать священного мяса. А может быть, просто было еще не время для ужина? Как бы то ни было, они были там одни.

— Надеюсь, сегодня мы не станем пить сангрию? — робко предположил дон Карлос.

— Не станем.

— И ты разрешишь угостить тебя хорошим вином?

— И хорошей едой — ты обещал.

Скоро в центре стола стояло огромное плоское блюдо, закрытое слоем тонких, как лепестки розы, полупрозрачных ломтиков вяленого мяса. Они просвечивали на солнце рубиново-алым, когда, поддевая их один за другим, дон Карлос протягивал вилку к Юлиному рту. После каждого куска он клал ей на язык сочащиеся желтым соком кубики дыни. И давал запивать все это густым, терпким, даже чуть солоноватым, как кровь, вином.

Наслаждение, написанное на лице Юлии, делало совершенно лишним его последующий вопрос:

— Нравится?

Он смотрел на нее, как мать смотрит на своего первенца, впервые потянувшего в ротик что-то, кроме молока.

— М-м-м…

— Самый лучший хамон подают в Мадриде, — вздохнул дон Карлос, — но и этот совсем неплох.

— Неплох?! Я готова есть всю жизнь только это… — сообщила она, слизывая очередной кусочек дыни с кончика его вилки.

Юлия сидела напротив садящегося за крыши Барселоны красного солнца. Она щурилась, пряча глаза от слишком ярких лучей. От этого создавалось ощущение, что Юлия подмигивает кому-то за спиной дона Карлоса.

Потом было мясо. Большой, сочащийся кровью бифштекс на простой белой тарелке, безо всякого гарнира и прочих глупостей. Юлия пробовала его с опаской. И с замиранием сердца прислушиваясь к ощущениям. Ощущения подсказывали — явно — этот вкус так сочетается со вкусом вина, что после этого Юлия точно будет знать, что такое гармония. И неявно — что кровь в венах становится необычно горячей. И растут смелость и злость, и буйная, сумасшедшая радость от всего происходящего. Впрочем, возможно — это всего лишь потому, что он сидит напротив, очевидно наслаждаясь ее видом. Глядя на нее, он сам ел с большим аппетитом, чем обычно, будто впервые пробуя знакомые блюда. Она видела — и вкус вина кажется ему лучше, и ветер, гуляющий по террасе, приятнее обдувает кожу.

— Раз уж мы так красиво отдыхаем…

— Чего ты желаешь? — с готовностью отозвался он. — Любой каприз, я готов.