Луиза Хоффман - Дом интриг

Кевин был испуган. Неподдельно испуган. В этом я была уверена. Это был единственный человек, который поверил мне. Он стал умолять меня уехать. Если не из Ирландии, то по крайней мере с фермы О'Мара. Он хотел, чтобы я вернулась в «Юную русалку». Почему он на этом так настаивал? Может, потому, что знал, что на самом деле я видела на берегу не Рейчел, а Сару? И если я останусь на ферме, она может предпринять новую попытку убрать меня, раз уж твердо решила завладеть моим состоянием? Он еще сказал мне, что в следующий раз это будет тщательно продуманное и хладнокровно выполненное убийство.

Но Сара ведь тоже хотела, чтобы я уехала домой. Почему? Может, она боялась, что, оставшись, я узнаю всю правду?

Сегодня вечером кто-то решил убить меня и атаковал дважды с мрачной решимостью. Я еле-еле избежала смерти.

У Сары был еще один мотив к совершению убийства «со второго захода». Она знала, что я видела у нее на чердаке пальто с капюшоном, и чувствовала, что это наведет меня кое на какие неприятные для нее мысли. Она чувствовала, что рано или поздно я докопаюсь до правды, если уже не докопалась.

Кровь застыла у меня в жилах. Во всем этом было что-то отвратительное, во что не хотелось верить.

Сара знала, что я сегодня пойду в «Юную русалку» пешком. Я вспомнила машину, катившую по прибрежной дороге в стороне от меня. Если повернуть от ворот фермы налево и потом еще раз налево, то по прибрежной полосе можно было спокойно обогнать меня и встретить на пересечении дорог. Я теперь была почти уверена, что машина, которая ехала по прибрежной дороге, и машина, которая поджидала меня на пересечении дорог, была одна и та же. Машина, обгонявшая меня, ехала по прибрежной дороге с выключенными фарами. Если бы это была Рейчел… Она ведь не знала, когда я выйду с фермы, и ждала бы меня на перекрестке заранее. Я вспомнила момент, когда машина пронеслась мимо меня, лежащей за калиткой, и я увидела водителя в платке. Это могла быть как Рейчел, так и Сара.

Хуже всего то, что у Сары тоже был черный «седан»!

— Нет! — крикнула я вслух. — Я в это не верю! Этого не может быть! Чтобы моя собственная мать… Она не может желать мне смерти. Разве это не она отдала меня на руки Лейле и позволила всем думать, что она погибла, чтобы только не мешать моим приемным родителям обеспечить нормальное детство и счастливую жизнь? Да, она была не в себе, но…

Я осеклась. Я больше не верила в эту версию. Я поняла это только сейчас, хотя на самом деле перестала верить в нее сразу после того, как Джеф рассказал мне, что Кевин является любовником Сары. Она солгала мне. Она лгала мне всегда, начиная с первой нашей встречи. Она сказала, что я не ее дочь, и даже потрудилась состряпать этому доказательство. Тогда она еще не знала, что я унаследовала состояние. Только через пару дней она смогла прочитать об этом в газете.

И тогда она стала разыгрывать из себя одинокую, достойную жалости женщину, которую преследуют ужасы прошлого. Ей стыдно за то, что она со мной сделала, но она сделала это прежде всего в моих интересах. Она разыграла душевно опустошенную женщину, которая так и не оправилась полностью от того ужаса, который ей пришлось пережить во время налета на отель «Маджестик Тауэр». Разыграла обезумевшую от страха бедняжку, которая, однако, не забыла вынести из разбомбленного здания свой багаж.

Внезапно мне стало ясно, что миссис Оливер из Ньюкасла наиболее точно описывала ее, как и другие знавшие ее люди. Как и жители Балликейвена. Теперь я была уверена и в том, что это именно из-за Сары Шон О'Мара забросил работу и стал швырять деньгами направо и налево. Он, очевидно, любил ее и готов был пойти на все ради ее счастья.

Она поступила весьма хитро, подослав ко мне Кевина, которого я считала простым работником, для обсуждения ее щекотливого финансового положения. Он произвел на меня нужное впечатление своими словами о том, что Сара «одержима фермой» и что у нее есть только один способ вернуть себе чувство собственного достоинства. Она с подчеркнутой неохотой приняла мои деньги, но ведь приняла же! И даже не поблагодарила, даже не сделала вид, что благодарна.

Мозг работал четко, голова была ясная. Теперь мне все виделось в ином, понятном свете. Нет, я уже не верила в то, что деньги ей были нужны для возрождения фермы. Я была убеждена, что она остается здесь лишь потому, что ферма худо-бедно давала ей средства к существованию. К тому же ее можно было еще пару раз заложить-перезаложить. А получив мои деньги, она наверняка стала готовиться к отъезду. Она хотела начать с Кевином где-нибудь новую жизнь. Я должна была сразу понять, что Саре — с ее нарядами и с ее ухоженными волосами — и беззаботному, обаятельному Кевину просто-напросто не может нравиться жизнь на этой удаленной от цивилизации ферме. Сара хотела вести именно тот образ жизни, который я ей предлагала. Только без меня.

Теперь я понимала, почему она так настаивала на моем отъезде из Ирландии. Почему она была раздражена моими отношениями с Джефом и стремилась восстановить меня против него. Моя дружба с Джефом никак не входила в ее планы. Она не думала, что придется притворяться так долго, но ничего не поделаешь: я никуда не собиралась уезжать, и Сара продолжала играть свою роль.

Господи, какая же я была дура, когда поверила, что у нее в жизни только одна цель — возродить в людях уважение к себе! Когда поверила, что для достижения этой цели всего-то и нужно, что вложить денежки, куда мне скажут!

У меня никогда не было никаких теплых чувств по отношению к Саре, и теперь я понимала, в чем тут дело. Ее редкие вспышки привязанности были насквозь фальшивыми, и я неосознанно, сердцем, чувствовала это.

Я вспомнила о телефонном звонке, который так возмутил Малахия Фицпатрика. Теперь мне было ясно, что звонила Сара, а не Рейчел. Она знала, что я рассказала обо всех своих подозрениях Джефу, и этот звонок, по ее мнению — тут она попала в точку! — должен был поссорить нас. Она очень рассчитывала на то, что, позвонив Малахию Фицпатрику, она разрушит до основания нашу дружбу с Джефом, и тогда мне ничего больше не останется, как уехать домой.

Комната поплыла перед глазами, когда вся кошмарность ситуации оформилась у меня в голове. Женщина, ради которой я приехала сюда, оказалась чудовищем. Только чудовище может совершить две попытки убийства собственной дочери. Теперь я, как никогда, жалела о том, что не последовала совету Энджи и не оставила все как есть.

Я неподвижно смотрела на красное пальто, лежавшее у меня на коленях. Время потеряло для меня всякий смысл и значение.

Мне было плохо.

Потом я подумала о Джефе и попыталась представить себе, как скажу ему о том, что моя собственная мать — убийца. Мне казалось, что это будет выше моих сил. Это было бремя, которое предстояло нести мне одной по жизни. Я не хотела, чтобы моя боль стала его болью.