Клайв Баркер - Восставший из ада

На прочих фрагментах картины собаки делались участниками куда более жестоких событий. То они разрывали на части кроликов, то сдирали шкуру с загнанного в тупик оленя, то сражались в неравной схватке со львом, которая для многих из них стала роковой. Кое-кто, волоча по земле рваное брюхо, покидал поле боя. Кому-то еще больше не поздоровилось — мертвый пес с высунутым языком висел на дереве, а другие собаки, истекая кровью, лежали на траве. Находившиеся поодаль охотники ожидали, пока лев в схватке с псами истощит свои силы, чтобы приблизиться к нему и вступить в решающий бой.

Но наиболее отвратительными были сюжеты, в которых охота сочеталась с эротикой. Таковой, например, была сцена, в которой собаки загнали нескольких обнаженных мужчин и женщин в ущелье, где им повстречалась группа вооруженных копьями и сетями охотников. Перепуганные парочки прижались друг к другу. Между тем охотники знали свое дело. Мужчин насадили на копья, а женщин, опутав сетями, свалили на тележку и увезли. Их ожидала довольно своеобразная служба. Изучая плитки слева направо, Зеффер обнаружил, что в соседней долине высвобожденных из сетей женщин привязывали за ноги к огромным кентаврам, чтобы те могли удовлетворить свою похоть.

Очевидно, для художников оказалось нелегкой задачей отобразить в подробностях реакцию женщин на это жуткое действо. Одна из них, с разорванной плотью, откинув голову назад и истекая кровью, в дикой агонии визжала. Других этот зверский акт, напротив, ввергал в экстаз — во всяком случае, они в восторге прижимали лица к тушам своих насильников.

Но на этом история еще не заканчивалась. Последующие картинки повествовали о том, что некоторые из мужчин, претерпевших в ущелье страшную экзекуцию, сумели-таки выжить и вернулись, дабы уничтожить надругавшихся над их женами кентавров. Эти сцены были исполнены с наибольшим мастерством. Спасшиеся от гибели мужья, чтобы не уступать кентаврам в быстроте ног, явились пред ними верхом на конях. Кентавры же, отягощенные теми женщинами, которых таскали под брюхом для собственного удовольствия, не сумели спастись бегством и потерпели поражение. Некоторые из них попали в арканы и были задушены веревками, других пронзили копья. Однако не всем женщинам посчастливилось освободиться. Хотя мужья, безусловно, стремились их спасти, многие приняли смерть под телами своих насильников.

Возможно, в этом сюжете и прослеживалась некоторая мораль, напоминавшая о беззащитности невинных женщин, которые стали невольными жертвами ожесточенной борьбы двух племен. Тем не менее художники, казалось, изображали эти сцены не как возмущенные свидетели зверского надругательства над женской плотью, а с откровенным удовольствием. Из этого следовало, что запечатленные в изразцах сюжеты были призваны доставлять наслаждение тем, кто им подражает, кто возбуждает ими свое воображение или воспроизводит в красках на стене. Другими словами, весь воплощенный на плиточной картине мир был чужд всякой нравственности.

Можно было бы еще долго перечислять список ужасов и зрелищ, представленных на этой картине: площадки, на которых бесновались демоны и состязались меж собой гомосексуалисты; сидящие на крышах домов суккубы[2] блаженные дурачки в одеянии из коровьего навоза, сатиры, могильные, придорожные и домовые духи; короли в обличье ласки и разжиревшие жабы. И так далее и так далее, за каждым деревом и на каждом облачке, скользя вниз по водопаду или выглядывая из-за горного выступа — повсюду виднелись, подчас в обличье зверей, похотливые образы мира, который человечество прятало в недрах своего подсознания и к которому в отчаянии взывало долгими ночами.

Хотя Голливуд еще в младенческие свои годы заявил о себе как о средоточии искусства воображения, перед его камерами никогда не происходило (и вообще не могло произойти) того, что хотя бы отдаленно напоминало сюжеты, воспроизведенные художниками и их подмастерьями на плиточном шедевре.

Как сказал Сандру, это была Страна дьявола.

Нанятым в Браскове людям Зеффер платил в пять-шесть раз больше, чем стоила подобная работа в этом городе. Он хотел, чтобы они выполнили свое дело качественно, а потому подыскивал таких мастеров, у которых голова работала лучше рук. Сумму расходов, необходимых для того, чтобы отодрать картину от стены, он определил для себя сам. Также Виллем нанял троих картографов, чтобы они записали, в каком порядке располагались плитки в картине. Тщательно пронумеровав изразцы на оборотной стороне, они подготовили обстоятельный отчет о том, как фрагменты картины были выложены на стене и по какому принципу им присваивались номера. Кроме того, картографы составили подробное предписание к упаковке и переправке груза, включая исчерпывающую характеристику тех плиток, которые были повреждены до упаковки или по невнимательности мастеров, отдиравших изразцы от стен, сложены неправильно (таковых насчиталось сто шестьдесят штук; большинство из них оказались перевернуты на девяносто или сто восемьдесят градусов, но уставшие, сбитые с толку, а то и просто пьяные мастеровые не могли понять, какой ужас охватил при этом Зеффера). Благодаря достаточно скрупулезной подготовке после распаковывания плиток в каньоне Холодных Сердец их без труда можно было бы разместить в первоначальном порядке.

Одиннадцать недель ушло только на то, чтобы подготовить картину к вывозу из крепости.

Разумеется, эти работы привлекли к себе немало внимания как со стороны братьев, которые были посвящены в происходящее отцом Сандру, так и со стороны селян, имевших о случившемся весьма смутное представление. Ходили слухи, что плитку увозят из крепости, потому как она подвергает опасности души святых отцов. Но какого рода была эта опасность, люди точно сказать не могли и поэтому строили всевозможные догадки.

Довольно крупная сумма денег, вырученная за продажу плитки и находившаяся теперь во владении Ордена, оказалась слишком мала, чтобы изменить жизнь монахов, не говоря уже о том, чтобы провести какие-либо коренные преобразования в братстве. Некоторые священники придерживались мнения, что картину продавать не следовало — но не из-за ее художественных достоинств, а потому, что считали неблагоразумным выпускать в мирскую жизнь столь нечестивые образы. На это отец Сандру, который теперь все чаще на глазах у братьев прикладывался к бутылке, лишь насмешливо отмахивался рукой.

— Какое это имеет значение? — отвечал он на подобные сетования. — Ведь это, слава богу, всего лишь плитки.

Многие святые братья отнеслись к его решению с неодобрением, ему даже пришлось выслушать весьма красноречивое порицание от одного пожилого монаха: упирая на то, что Бог доверил им охранять картину, брат назвал ее продажу циничным и легкомысленным поступком Возможно, там, в мирской жизни, она никому не сослужит дурной службы, говорил он, но какой вред нанесет невинным душам.