Стефани Бодин - Садовник

Охи сменились громкими криками.

Опустившись на колени перед первым попавшимся ребенком, Ева перерезала одну из серебристых трубочек. Оттуда хлынула густая зеленая жидкость, ребенок застонал. К нему присоединились остальные, и вскоре их стенания звучали как хор плакальщиц.

Кто-то вскрикнул.

— А ну, назад! — приказала Ева, кивнув головой на дальний угол теплицы. — Слышите, всем назад!

Мы стали отходить, а Ева, не выпуская нож из рук, произнесла:

— Одно движение, и кому-то не поздоровится!

— Ева! — крикнул Соломон.

Она продвигалась к двери спиной вперед.

— До завтра запру вас здесь.

— Наши люди не только в теплице! — крикнул рыжий.

Ева усмехнулась:

— Скажу им, что Соломон умер. Да что угодно совру, лишь бы не мешали. И завтра вы примете военных с распростертыми объятиями.

Она толкнула дверь и, стоя к нам лицом, замешкалась, желая что-то добавить. Но только открыла рот, как красный баллон обрушился ей на голову и повалил с ног. Несколько человек, и я в том числе, подбежали к выходу. Мужчины связали Еву, и я увидел, кто нанес удар.

Огнетушитель держала в руках доктор Эмерсон. Я вскинул брови, она в ответ пожала плечами.

— Простите, что назвал вас тряпкой.

С громким лязгом баллон упал на пол.

— Ты был прав.

— Но теперь-то нет.

Она улыбнулась.

К нам немедленно подбежали люди. Об увольнении доктора Эмерсон никто не вспоминал, все были счастливы вновь с ней встретиться. Даже Соломон потянулся обнять ее.

Некоторые поспешили на помощь к стонущему ребенку, а остальные собрались в круг, и седоволосый человек, похлопав в ладоши, призвал к тишине.

— Слово Соломону!

Все замолкли, и Соломон произнес:

— Это еще не конец.

Я посмотрел на лежащую на полу Еву в окружении пятерых человек. Мне-то казалось, что все закончено.

— Я не имею представления, с кем связывалась Ева, — продолжил Соломон. — Как остановить военных, я тоже не знаю. Остается одно.

По толпе пронесся шепот.

— План «И»? — выкрикнул седоволосый.

Соломон кивнул.

Люди заахали, одна из женщин разрыдалась.

— Что это значит? — спросил я доктора Эмерсон.

— Думаю, будут увозить.

— Что увозить?

— Не что, а кого… План «И» значит «Исход». Детей увезут.

— Нет!

Ко мне подошла мама:

— Ничего не поделаешь, Мейсон. Рисковать нельзя.

— Но куда? Куда их увезут? Теплицу так быстро не построишь…

Мама и доктор Эмерсон переглянулись.

— Мейсон, эта теплица не единственная, — произнесла доктор Эмерсон.

— Как? — Ну, конечно: каждая книга в зеленой комнате относилась к одному ребенку, а книг там были тысячи. — Сколько же их?

— В Соединенных Штатах — десять, — сказал Соломон.

Я опешил:

— Есть и в других странах?

— На всех континентах, — кивнул Соломон.

Как такое возможно? У меня закружилась голова. И тут я вспомнил о Лейле.

— Кто-нибудь говорит по-французски? — крикнул я на бегу.

Миловидная светловолосая женщина в очках с тонкой оправой перевела мои слова. Лейла заморгала и посмотрела на меня:

— Мейсон?

Я прижался губами к ее лбу и обнял. Мама опустилась на колени рядом со мной:

— Мейсон, людям нужно работать. Пойдем!

— Без нее я не пойду.

Мама почесала затылок:

— Придется.

— Я возьму ее с собой.

— Ты уже знаешь, к чему это приведет. — Она положила руку мне на плечо.

Я отклонился и посмотрел на Лейлу. А затем вспомнил еще кое о чем:

— Что будет с Евой?

— Она поедет вместе со всеми, — ответила мама. — За ней будут следить, но она наверняка опять возьмется за свое. Как говорится, не отталкивай от себя друзей…

— …а тем более врагов.

— Вот именно. — Она пожала плечами. — Помощи ждать неоткуда. Полиции ее не выдашь.

— Куда нас повезут? — спросила Лейла.

Мама покачала головой:

— Не знаю. Но вы будете в безопасности.

Лейла посмотрела на меня:

— Я хочу остаться с тобой.

— Я бы тоже этого хотел, — улыбнулся я.

Она обвила руками мою шею и притянула меня к себе; я чувствовал ее дыхание.

— Тогда давай так и сделаем. Пусть мне осталось недолго, но я хочу провести это время с тобой.

Я прижался лбом к ее лбу. Мне не терпелось сказать «да», вырвать трубки и унести ее оттуда. Прожить остаток наших дней так, как хотелось нам. Остаток ее дней…

Вместо этого, чувствуя, как глаза наполняются слезами, я прошептал:

— Они найдут способ, чтобы ты могла жить сама, отдельно от машины.

Лейла еще крепче ухватилась за меня:

— Нет. Не найдут. Забери меня отсюда.

Чуть отстранившись, я взял ее лицо в ладони. Она заплакала, и я почувствовал, что по моим щекам тоже потекли слезы.

— Не могу. Хочу, но не могу.

— Нет. — Лейла зажмурила глаза, лицо сморщилось, голова в моих руках раскачивалась из стороны в сторону. — Нет. — И еще сильнее прижалась ко мне. — Пожалуйста, Мейсон, прошу тебя.

— Послушай, послушай. — Меня душили рыдания, и я изо всех сил старался сдержать их. — Они точно найдут способ. Ты ко мне приедешь.

Карие глаза были полны слез.

— Куда?

Доктор Эмерсон говорила, что есть шанс стабилизировать органические вещества, когда дети перестанут расти. Сколько будет Лейле? Восемнадцать? Девятнадцать? К тому времени я уже окончу школу.

— В Стэнфорде. Я буду в Стэнфорде. Найдешь меня там.

Какой я дурак, она и представления не имеет о Стэнфорде!.. Я достал из кармана телефон и вложил ей в руку:

— Я найду тебя. Сам.

Прежде чем Лейла успела ответить, я снова взял ее лицо в ладони — на этот раз крепче — и, стараясь не разрыдаться, как малый ребенок, быстро поцеловал в губы. Ее блестящие щеки были мокры от слез. Открыв глаза, она взяла меня за руки и надолго прижалась губами к моей щеке — той, что со шрамом. Надо уходить — сейчас или никогда.

— Увидимся, — прошептал я.

Лейла сжимала мои ладони еще несколько мгновений, затем отпустила. Я отошел от нее и направился к выходу. Не оглядываясь — иначе я не смог бы оставить ее там.

За дверями теплицы царил хаос. Людей стало гораздо больше, никто даже не глядел в мою сторону.

Мама стояла рядом с Соломоном. Он протянул мне свою теплую руку.

— Мейсон, я рад, что мы наконец встретились.

Я кивнул.

— Я уезжаю, — добавил он. — Но у меня есть к тебе предложение. Хочу помогать тебе в будущем. Возможно, даже стать его частью. Некоторым образом.

— Хорошо, я подумаю.

Я оставил их с мамой наедине, чтобы они могли попрощаться.

На улице я прислонился спиной к водительской двери джипа, вытирая нос рукавом. Десять минут спустя появилась мама; ее глаза опухли и покраснели.