Сергей Арно - Живодерня

– Во! – сказал от чемодана лжекитаец, достав какой-то сложного вида предмет. – Чудо какое-то. Да вам не видно! – огорчился он и подогнал каталку сначала с Сергеем, потом с Ильей ближе к чемодану. – Тут чего только для разделки человечека не придумано!

Инструменты были диковинного вида: щипчики, как для колки орехов, хитроумные секирки разных форм и размеров. Можно было выискать в этом наборе предметы, похожие на штопор и на открывашку, ножнички и щипчики из маникюрного набора, словом, чего там только не было – глаза разбегались.

– А вот этим глазки вынимают. Надавливают на ручечку – глазик выкатывается… его и отщелкивают. – Лжекитаец пощелкал впустую перед лицом Ильи. – Оттуда, из Китая, и пришел фразеологизм – "глаза разбегаются". А этим предметиком от пальчиков фаланги отщипывают. А этим – щелк, щелк – надрывать животики… Фу! – воскликнул он вдруг и, сморщив нос, поглядел на инструмент.-Опять не помыли! Костыль!

Дверь открылась, вошел Костыль.

– Ты, гад, этого кончал? – лжекитаец кивнул на мешок.

– Ну!..

– Так почему помыто плохо? Я тебя спрашиваю?! Ладно, пошел, потом все перемоешь. А из получки вычту.

Костыль вышел повесив голову.

– Если честно, испытываем нужду в кадрах квалифицированных. Мои мальчишки туповаты, да и грязны. Женщин бы на работу взял, да они как-то в нашем деле не очень.

Он брезгливо, двумя пальцами, положил инструмент в ящик и, заложив руки за спину, стал прохаживаться между лежащими людьми.

– А это знаешь что такое? – Китаец остановился, вынул из кармана блестящий, причудливой конструкции механизм величиной со спичечный коробок и на ладони поднес к лицу Ильи, чтобы он мог удостовериться, и, не дожидаясь ответа, пояснил: – Это сердце. Сердце хорошо известного тебе человека, Семы Никакого. Чукча с Семой перестарался, гаденыш, в нем пружинка и лопнула. – Указательным пальчиком лжекитаец позвенел отходящим от сердца рычажком.-Это я выкупил в морге, где вскрытие производили. Тонкая, скажу, работа. Как врач скажу, уникальная операция! Вот и все, что от человечека осталось. Вот это самое,-умиленно глядя на сердце, покоящееся на ладони, проговорил лжекитаец. – А от вас и этого не останется. Есть ли у вас внутри что-нибудь уникальное? – Он указал пальцем свободной руки на грудь Ильи и сам себе ответил: – Ни-че-го! – Спрятав сердце Семы Никакого в карман, лжекитаец снова заходил взад и вперед (он был прирожденный лектор). – Нужно сказать, что я как врач давно наблюдаю за своими мальчишками. Все они, конечно, разные по виду, но внутреннее содержание очень сходно. Вот взять, к примеру, тебя, Илья. Ты можешь поставить себя на место другого, когда ему загоняют иголки под ноготь?.. Можешь? А я знаю, что можешь. Или Сергуня, друг твой, тоже может, говоря высоким поэтическим слогом, ощутить чужую боль, то есть, как ни банально будет сказано, поставить себя на место другого. Вот отчего вы страдальчески морщите нос, когда при вас кто-то порезал палец. А мои мальчишки – нет. Они смотрят на порезавшего палец безразлично – у них не дрогнет душа. Они могут предложить йод или бинт, но это не сострадание, это примитивный мыслительный процесс. Они приходят к этому головой. Видите разницу? У них нет ни сострадания, ни воображения, чтобы поставить себя на место другого. Я все это говорю к тому, чтобы вы знали, что пытать вас будут без сострадания: ни мольбы, ни уговоры не дадут никаких результатов.

В продолжение всего монолога, произносимого лжекитайцем, блуждавший по комнате взгляд Ильи все время натыкался на мешок с покойником. Каталку лжекитаец установил так удобно, что Илье очень хорошо был виден черный мешок с торчащей из него рукой мертвеца, словно из того мира в этот; и он заглядывал оттуда одним глазом и протягивал оттуда руку Илье: "Цепляйся, пойдем…" – и Илью передергивало.

– Они будут резать по живому, – между тем продолжал лжекитаец, – осмысленно, а в мыслях и в том месте, где должно быть сострадание, у них будут доллары, которые я им заплачу за ваши растерзанные, изувеченные тела. Вот я вам сострадаю – я организм сложный, утонченный.

– Твой сложный организм, самозванец,-приподняв голову, заговорил Сергей, которому наскучило слушать пустую болтовню, – через некоторое непродолжительное время, что характерно, ваши братцы бандиты разложат на элементарные частицы. Ты, Малюта, как был шестеркой, так и останешься, только в гробу. А то ходишь тут, выпендриваешься. Китайца из себя корчишь…

Лжекитаец остановился, удивленно глядя на лежащего перед ним Сергея.

– Откуда же ты, дружок, знаешь такие глубоко интимные вещи? – загадочно улыбнулся он, снимая очки и склоняясь над Сергеем. – Нужно будет потолковать с тобой поподробнее.

– Китаец, – вошел Бердяй с радиотелефоном.

Лжекитаец взял трубку.

– Слушаю… Не может быть… – Последнюю фразу он проговорил совсем тихо, надел очки. – Неужели все?! Я сейчас сам приеду. Без меня ничего не предпринимайте.

Лжекитаец выключил аппарат и минуту, глядя в пустоту, не двигался с места.

– Так. Ты, – ткнул он пальцем в Бердяя, – и Заказ – со мной. Остальным – здесь. Быть наготове. Ждать чего угодно.

– Китаец, а с этими что? – кивнул Бердяй на каталки.

– Не понимаю, – не слушая его, задумчиво проговорил лжекитаец, – не понимаю, что происходит… – Он в недоумении пожал плечами.

– С этими что, хозяин? – повторил вопрос Бердяй.

– Эти пусть ждут. Без меня не начинать. Инструменты тонкие – еще сломаете что-нибудь.

Лжекитаец, сопровождаемый Бердяем, вышел, не удостоив пленников взглядом.

– Все идет как надо, – прошептал со своей каталки Сергей.

– Что делать будем? – поинтересовался Илья, приподняв голову и посмотрев на Сергея.

Вместо ответа Сергей показал Илье свободную от ремней правую руку.

Господи! Как же он обрадовался этой свободной руке друга. Из коридора слышались голоса. Потом грохот железной двери.

– Я в машине их прощупал, тренированные ребята, тут другая тактика нужна.

Вдруг со стороны окна Илья услышал шум. Окно было сзади него, и пришлось изогнуться и скосить глаза, чтобы увидеть, что там происходит.

Два жирных голубя приземлились на подоконник и заходили по нему, заурчали…

– Лежи смирно, – негромко сказал Сергей. – И больше к окну не поворачивайся.

– Почему?

Но ответить Сергей не успел. Дверь открылась, и в комнату вошел Костыль. Он, пританцовывая и кривляясь, прошелся между каталками, остановился возле Ильи и с глумливой ухмылочкой склонился над его лицом.