Стивен Кинг - Томминокеры

На дороге появился указатель:

А Л Ь Б И О Н Она нажала на газ, затем передумала и притормозила. Выйдя из машины, она расслабленно потянулась. Тихо. Даже ветер утих. Воздух опять застыл на месте. За машиной висел столб пыли.

Руфь села на подножку, думая, что же заставило ее остановиться.

Думая. Почти зная. Начиная («превращаться»?) понимать. Или догадываться.

Барьер? Это то, о чем ты думаешь? Они приготовили барьер? Руфь, это просто нелепо!

Внезапно на горизонте появилась машина. Она мчалась ей навстречу. За рулем сидела Нэнси Восс. На переднем бампере Руфь увидела табличку:

ПОЧТОВАЯ СЛУЖБА.

Нэнси Восс не смотрела на Руфь. Она ехала в направлении Августы.

Видишь? И ее ничто не остановило, — подумала Руфь.

Нет, — тут же прозвучало в ее голове. — Ее — нет, Руфь. Только тебя. Остановят тебя, да еще друга Бобби Андерсон, ну и, возможно, еще одного-двух человек. Давай, поезжай, если не веришь. Мы все любим тебя, и нам будет противно видеть то, что произойдет с тобой… но мы не сможем это предотвратить.

Руфь подошла к кромке шоссе Хейвен — Альбион. Позади нее на раскаленном асфальте тянулась ее собственная длинная тень. Над головой стояло жаркое июльское солнце. Внезапно она услышала шум мотора из лесу. Усадьба Бобби, — поняла она. Опять копают. И она вдруг почувствовала, что они очень близко подобрались к… ну, к чему-то важному. Это наполнило ее сердце тревогой.

Она приблизилась к придорожному столбу… миновала его… и в ней возродилась надежда. Она теперь была не в Хейвене. Она была в Альбионе. Сейчас она побежит к ближайшему дому, спросит, где телефон, наберет номер… Она…

…замедляла шаг.

Идти стало труднее. Горячий воздух будто хватал за руки, не пуская ее вперед. Руфь, тряхнув головой, не прекращала идти. Ноги будто увязали в грязи. Мышцы болели от напряжения. В душе поднималась паника. Она приближалась к невидимому эластичному барьеру, а он отталкивал ее назад.

Руфь боролась, но ноги ее, казалось, не сдвигались с места. Из глаз лились слезы. Она попыталась передвигаться ползком, но тут какая-то сила оторвала ее от земли, отнесла к автомобилю и швырнула у подножки.

Она просидела на земле не менее получаса, ожидая, пока перестанут болеть колени. Мимо нее в обоих направлениях проносились машины. Подъехал Эшли Рувелл и остановился возле нее. Он выглянул из окна:

— Привет, миссис Мак-Косленд! — Он улыбнулся рыбьими губами. На лице его не было удивления; все зубы из его рта давно выпали.

Она сидела, а он все звал ее:

— Идите сюда! Мы вас любим, миссис Мак-Косленд!..

Она посидела еще какое-то время, потом медленно уселась за руль и повернула машину к городу. На лице ее теперь не было ничего, кроме безнадежной обреченности…

При въезде в город у нее выпал еще один зуб.

Всю эту ночь с ней разговаривали ее куклы. И Руфи казалось, что все сказанное — правда… и это было самое ужасное. Она сидела, освещенная зеленым светом, и слушала их неприятные сказки.

Они говорили, что она правильно рассудила, будто сходит с ума; ее мозг, говорили они, подвергается воздействию Х-лучей и изменяется. Он… «превращается».

Ее мозг, ее зубы — то есть экс-зубы — все это «превращается». И ее глаза… они меняют цвет. Сама она еще раньше заметила на примере Бича Джеригана, что глаза становятся ореховыми.

Ореховые глаза… отсутствие зубов… о Боже, что с нами происходит?

Не беспокойся, Руфь, это просто вторжение из космоса, которое случилось много веков назад. Ты ведь понимаешь это? Вторжение призраков. Если хочешь понять, как они выглядят, загляни в глаза Бича Джеригана. Или Венди. Или в свои собственные.

— То есть вы хотите сказать, что меня сожрут, — прошептала она.

Руфь, ты смешная. А как же, по-твоему, происходит «превращение», если не так — смеялись куклы, а сознание Руфи постепенно уплывало куда-то далеко.

Проснувшись в воскресенье утром с восходом солнца, она продолжила свой диалог с куклами.

Почему? Почему именно она?

Неважно почему, Руфь, — шептали куклы. — Твое дело послать сигнал… и умереть.

Какие из этих мыслей принадлежат мне? И какие тем, кто руководит мною?

Неважно, Руфь. Все равно это должно случиться, так пусть же произойдет поскорее. Хватит размышлять. Пусть все случится… потому что часть твоего существа хочет, чтобы это произошло, верно?

Да. Большая часть ее существа — да. И хочет не так послать сигнал, как вырваться из этой иррациональной цепочки.

Если все это должно исчезнуть, она предпочла бы исчезнуть вместе с ним.

В этот вечер ей позвонил Батч Дуган, чтобы узнать, нет ли новостей по поводу Давида Брауна. Он сообщил ей некоторые новости. Брат пропавшего мальчика, Хиллмен, находился в госпитале в состоянии близком к коматозному. Дедушка мальчика был немногим лучше. Он пытался рассказывать людям, что Давид Браун не потерялся, а на самом деле исчез. Что это был фокус, который сделал его старший внук. И еще он болтает, что в Хейвене люди сходят с ума, а некоторые уже спятили.

— Он съездил в Бангор и наболтал все это парню из «Ньюс» по имени Брайт, — сказал Страшила. — Но ему там не поверили. Старикашка совсем сдурел, Руфь.

— Лучше удержи его там подольше, сколько сможешь, — прозвучало в ответ. — Они позволят ему вернуться, но он никогда не выберется отсюда снова.

— Что? — воскликнул Страшила. Внезапно его голос задрожал. — Что ты болтаешь, Руфь?

— Думаю, завтра ты узнаешь много нового. Я все еще не теряю надежду.

— Она внимательно посмотрела на выстроившихся в ряд кукол. — Жди завтра сигнала.

— Что? — голос Дугана вдруг потонул в возникшем на линии шуме.

— Прощай, Батч, и помни: сигнал. Ты обязательно услышишь его.

— Руфь, куда ты пропала?.. перезвони… скоро…

Она повесила ставшую бесполезной трубку, посмотрела на своих кукол, прислушалась к звучащим в голове голосам и приготовилась ждать, когда придет время.

Воскресенье могло бы быть образцовым летним деньком — ясное, теплое, яркое. В четверть первого Руфь Мак-Косленд в последний раз покинула свой дом. Она заперла парадную дверь и повесила ключ на гвоздик. Кукол она сложила в старый саквояж Ральфа и спустилась по ступенькам.

Прогуливающийся неподалеку Бобби Тремейн радостно поприветствовал ее:

— Вам помочь, миссис Мак-Косленд?

— Нет, спасибо, Бобби.

— Ладно.

Он улыбнулся. Во рту его еще оставались несколько зубов.

— Мы все любим вас.

— Да, — сказала она, укладывая на переднее сидение машины саквояж. — Мне это хорошо известно. Иди, Бобби.

Он ушел, оглядываясь через плечо, и его юное лицо выглядело встревоженным и озабоченным.

Руфь подъехала к городскому залу.