Галлант - Виктория Шваб
– Здесь, – говорит кузен, прижимая к стене ладонь. На миг кажется, что сейчас Мэтью скомандует потайной двери открыться, как повелевал садовыми вратами. Но на руке его не видно крови, приказов он не отдает, просто нажимает на панель, и та отворяется. Кузен приглашает Оливию следовать за ним: – Идем.
Лестница крутая и узкая, почти как стремянка. Они поднимаются наверх и выходят в комнате Мэтью. Кузен присаживается на кровать перевести дух.
– Мой брат любил эту игру. «Отыщи все секреты».
Мэтью хорошо скрывает болезнь, но усталость, омрачившая его лицо, и слабая дрожь рук все же заметны.
Он кивает на стену напротив, где висит гобелен с изображением сада. Оливия откидывает ткань, а под ней – дверь. Не потайная, скрытая в обшивке, а самая обычная – похоже, гобелен повесили, чтобы спрятать ее от глаз.
В скважине торчит маленький золотой ключ. Оливия бросает взгляд на Мэтью – можно? Тот кивает, и она отпирает дверь. Щелчок замка, и створка распахивается, но не в ванную комнату или коридор, а в другую спальню, чуть меньшую по размеру, чем комната Мэтью.
Ставни открыты, портьеры задернуты, предвечерний свет озаряет стол, сундук и кровать. На подушке восседает потрепанный мишка, у тумбочки пристроилась пара ботинок. Это спальня Томаса.
Оливия так и видит: вот Ханна приходит сюда каждое утро. Эдгар на ночь закрывает ставни. Они совершают все ритуалы, но комната выглядит заброшенной. Половицы слишком жесткие, а пыль, хоть ее и смахнули с поверхностей, висит в воздухе.
Оливия возвращается к Мэтью и запирает дверь, повернув в замке золотой ключик. Кузен вздыхает и поднимается с постели.
Оливия идет за ним к выходу, спускается по парадной лестнице и размышляет обо всех коридорах, комнатах и потайных дверях Галланта. Возможно, все это не пригодится. Возможно, мальчик по-прежнему там, в пустой чаше фонтана, и Оливии никогда больше не придется ступить в другой дом. Возможно, все будет вот так просто, да только… вряд ли.
До заката – три часа.
Мэтью отдыхает, но Оливия напряжена, будто натянутая струна. Она выходит в сад немного развеяться. День теплый, Оливия гуляет по дорожкам между клумб, скользя взглядом по зелени, золотистым и розовым цветам. И вдруг на окраине сада кое-что замечает.
Ночью погибла одна из роз, будто на куст внезапно налетел холод. Стебель выглядит ломким, листья скрутились, головка поникла. Осколок зимы среди лета. Приблизившись, Оливия замечает серый сорняк, который душит розу, будто сжимает ей горло.
Оливия вспоминает другой сад, оживший на ладони цветок, и пальцы у нее подрагивают. Здоровой рукой она касается розы, бережно, будто та стеклянная и об нее можно пораниться. Медленно берет увядший, на ощупь сухой как бумага бутон в ладонь и ждет, когда кожу начнет покалывать холод и цветок оживет.
Однако ничего не происходит.
Нахмурясь, Оливия сжимает розу сильнее, стараясь вдохнуть в нее силы. Но цветок лишь рассыпается у нее в руке, роняя лепестки на траву. Оливия смотрит на свои пальцы: кожу, как тенью, покрыло пылью мертвой розы.
Какой бы силой она ни обладала за стеной, здесь у нее власти нет.
Два часа до заката.
Ее чемодан исчез из холла и вернулся к изножью кровати. Оливия снимает цветной наряд матери и натягивает собственную серую одежку, которая за стеной сольется с окружающим миром. Затаив дыхание, Оливия застегивает пуговицы, будто накладывает чары и платье в силах снова превратить ее в девочку из Мериланса.
Но это невозможно. Оливия никогда ею не была.
В ванной комнате она изучает свое отражение, угольно-черные волосы, серые глаза, бледную кожу. Она похожа на создание из-за стены. Оливия представляет, как кружится в бальной зале другого дома, озаренная серебристым светом. Щелчок тонких пальцев, и она превращается в прах.
Но тут взгляд Оливии падает на мамин гребень с голубыми цветочками, что лежит у раковины. Она представляет, будто за спиной у нее стоит Грейс Прио́р и обнимает за плечи, шепчет на ухо, что все будет хорошо, что дом – это выбор, что дочь принадлежит этому миру настолько же, насколько миру за стеной.
Взяв гребень, Оливия закрепляет его в волосах.
За окном все темнее. Внизу, в центре каменного фонтана, женщина тянет вперед руку, и Оливия понимает: это предупреждение. Держитесь подальше, гласит оно. Однако послание предназначено чужакам. А Оливия – Прио́р, Галлант – ее дом.
До заката – час, и каждая минута буквально тянется. Ожидание невыносимо, хочется броситься обратно в тот мир, перемахнуть через стену, но при свете дня стена – не более чем видимость. Остается лишь ждать.
Ждать и надеяться, что она найдет Томаса.
Ждать и надеяться, что ее саму не найдет Смерть.
Ждать и надеяться, что все получится.
А дальше?
Вопрос опутывает разум, будто сорняк.
Мэтью сказал, существо за стеной голодает и никогда не остановится. Но кузен также упомянул, что монстр умирает, и намерен его уморить. Переживут ли они предсмертные муки чудища или оно издохнет только вместе с Прио́рами? Если Оливия останется в Галланте, станут ли они с Мэтью семьей? Или ей придется наблюдать, как тает кузен, и ждать, когда кошмары набросятся на нее?
На порог падает тень. Там стоит Мэтью и ждет. Он бросает взгляд в окно, где день сменяют сумерки, и говорит то, что Оливия и сама уже знает:
– Пора.
Глава двадцать четвертая
Ханна внизу закрывает ставни. Эдгар запирает двери.
А Мэтью всех поучает. Пусть надежда мала, но спина у него прямая, взгляд – сосредоточенный. Оливия легко может вообразить, каким он был в детстве, каким мог бы стать спустя несколько лет, если бы тварь за стеной не уничтожила его семью, темнота не истрепала нервы, а кошмары – не иссушили душу.
План довольно прост, но Мэтью снова и снова его повторяет.
Оливия найдет Томаса и вернется к стене. Мэтью будет ждать на стороне Галланта. Она постучит три раза, Мэтью откроет и снова запечатает проход, чтобы ничто не проникло следом.
Оливия так и видит кузена с прижатыми к двери ладонями, чтобы почувствовать стук, а мрак шепчет прямо у него в голове, уговаривает отпереть ворота, войти и убедиться самому. Услышит ли Мэтью голос брата? По
