Дино Динаев - Дурная Слава

Вид у девочки был слегка обалделый. Судя по ее задумчивым глазам, она витала и реяла где-то очень далеко от этих мест.

— Со мной все в порядке! Я уже взрослая! — помахала рукой девочка с вызовом.

— Помолчи, Алена! Взрослая нашлась!

Переросток, видя, что на него смотрят, демонстративно вывернул платок, полыхнувший алым пятном, и пробурчал:

— Со мной не в порядке! Он меня чуть не убил!

Бен был возмущен.

— Как он мог тебя убить, если у него вес как у воробушка против твоего!

— А в глаз? — дружелюбно предложил переросток.

Пожалуй, и смог бы. Бен в последний раз дрался еще в школе. Помнится, ему тогда знатно навтыкали.

— Брунов, как ты разговариваешь с взрослым? — взвизгнула тренерша.

— А чего он?

— Это отец Артемки Шуберта.

Дети посмотрели на него с интересом. Аленка, по рассказам сына, самая красивая девчонка класса и от того безнадежная любовь, кокетливо через челку. Брунов, наоборот, с опаской отодвинулся — А чего? Я не знал.

Аленка сказала:

— Угостите девушку сигареткой!

— Я тебе покажу сигаретку! — пригрозила тренерша. — В дневнике напишу!

В толпе загалдевших детей возникла Лариса и, взяв его под руку, отвела в сторону.

— Кто эта девушка? Она заигрывала с тобой.

Бен всегда знал, что у женщин повернуты мозги относительно секса и измены на этом фронте. То, что они уже год в разводе, и она давно спит с другим мужиком, значения не имело.

— Что с Артемом?

Она пожала плечами.

— Он играл.

— Он же год близко к баскетбольной площадке не подходил! Если Артем вновь заиграл, это хороший признак.

Она горестно посмотрела на него.

— Я не понимаю, ты или дурак или пытаешься меня успокоить. С нашим сыном что-то происходит. И пока мы не поймем что, мы не можем сказать хорошо это или плохо.

Это может быть рецидивом. Брунов не говорил, что Артем чуть его не покалечил?

— Я думал это преувеличение.

— Так вот, если бы парень не оставался на третий год, и у него лоб оказался потоньше, как у нормальных детей, то неизвестно чем бы дело кончилось.

Представляешь, если Артем опять угодил бы в милицию, чем это могло кончиться.

Бен представлял. Там еще те двое сидели.

— Где все-таки Артемка?

— Дома. Он мне звонил.

— Так чего ж ты мне голову морочишь? Надо было сразу сказать, а то я по пути сюда бог весть что передумал, и сам чуть не разбился! Поехали, мне надо срочно с ним переговорить.

— Во-первых, он позвонил только сейчас. Во-вторых, даже не думай с ним попытаться встретиться. Все это началось из-за тебя. А в третьих…

И тут женщину по настоящему прорвало. Кем только Бен не сделался. В лучшем случае, эгоистом, которому всегда было наплевать на сына. Как оказалось, он всю жизнь совершенно напрасно пребывал в человеческом виде, потому что был скотом и подонком. То, что его носила земля, было странным неизвестным науке феноменом.

— Никогда не женюсь! — заявил Брунов, оказывается, дети со вниманием их слушали, и все зашлись в хохоте.

Действительно смешно, он слушал поток, который мог заткнуть одним ударом. Он удивился, что подумал об этом. Действительно ли он становился скотиной, кем его обзывала Лариса, или он становился на самом деле крутым, настоящим мачо. У него было криминальное прошлое, которое не снилось иным героям боевиков, может быть действительно дать волю мужской грубости и жестокости, стать настоящим мужиком, тем «композитором», которого безуспешно ловили самые яростные псы «Кайсара», человеком, укравшим миллион у одной, как выяснилось, самой крутой фирмы в городе.

Что это, если не действительно крутизна.

Он важно вернулся к машине, но вся его важность мгновенно слетела с него, как снежная грязь с машины, загнанной в горячую мойку. На мобильнике светилась гирлянда пропущенных вызовов, и каждая тревожно мигала пурпуром "Полина!", "Полина!" Веничка обожал спорить. То и дело слушалось:

— Спорим, что я перепрыгну ту лужу! Спорим, что я перебегу дорогу в самом оживленном месте!

И перебегал и прыгал. На них возмущенно гудели автомобили, некоторые останавливались, и быстрые парни пытались догнать и наподдать.

— Ты больше так не делай, а то нас действительно побьют, — сказал Артемка, еле отдышавшись после очередного забега.

— За что? Мы ничем таким не занимаемся. Анашу не курим. Кстати, может, затянемся?

Есть у меня знакомый, — Веничка закатывается, смех у него как колокольчик, люди тоже оборачиваются, но теперь уже доброжелательно, кто это так ясно и заразительно смеется, Артем и сам был такой.

— Дай мне мяч. Давай на спор я дойду с ним до дворца спорта! Буду вести и ни разу не уроню.

— Ха, нашел дурака. Ты обманешь меня, ведь смотреть на себя ты запретил.

— Ну, ты же не глухой! Слушай!

Веничка ударил об асфальт, и мяч запел, зазвенел всей своей резиновой душой.

— За мной!

Артемка как сомнамбула пошел вслед за такими зовущими ударами. Ему вдруг до смерти захотелось коснуться мяча, почувствовать его шершавую кожу. Он с тоской подумал, что целый год не брал его в руки. Целый год потерян. Вот если бы вернуться назад. Веничка засмеялся.

— Хочешь поводить?

— Нет, я обязательно собьюсь, — запаниковал Артем. — Да и мяч грязный от асфальта.

— Тоже мне барон нашелся! Держи!

Веничка с ходу бросил ему мяч, и Артем автоматически поймал. Неловко ударил об асфальт, повторил. Теперь он знал, что чудеса случаются. Мяч не упал, не укатился, а послушно запрыгал, забился с гулким стуком между ладонью и асфальтом.

— Проиграл, проиграл! — радостно крикнул Артемка, несясь к возвышающейся вдали громаде дворца спорта.

— Дурачок, я выиграл! — серьезно сказал Веничка.

Пасуя друг другу, они не заметили, как оказались в фойе, где строгая дама в пенсе преградила им путь, требуя билеты, но Веничка неведомым путем оказался у нее за спиной и его голос прозвучал уже из холла, сливаясь с хором многочисленных голосов, по спортивному веселых и задорных.

— Он со мной!

— Я с ним! — послушно повторил Артемка, но был остановлен вялой старушечьей дланью.

— Давай билет!

— Да с Веничкой я! — Артемка пихнулся плечом, стал ввинчиваться в холл, где горел яркий свет, и сновали веселые люди, кипела другая жизнь, к которой он жаждал приобщиться, была даже обида, он обязан был там находиться по всем законам и самому главному закону — закону справедливости.

Он уже практически выскользнул из старушечьих лягушачьих лапок, и только ради приличия дама спросила уже ему в спину:

— Ты из какой школы?

— Из 66-й!