Павел Дартс - Крысиные гонки

В здании было прохладно и бесшумно. Старушка вахтёрша проводила его испуганным каким-то взглядом, и уже подходя к залу, он понял, что было непривычно – не было слышно отдалённого тарахтения генератора. Впрочем, это бывало – вдруг да был свет, тогда ребята генератор отключали; в общем, это не насторожило. Скользнул взглядом по рукописной афише – что у нас там сегодня? «Свадьба в Малиновке»…

Но когда открыл дверь и вошёл в зал, понимание, что – вот они, неприятности, были наглядны: шторы на окнах, обычно задёрнутые при просмотре, были частично раздёрнуты; не было обычных десятка-полтора зрителей, напротив – стулья стояли или лежали хаотично, как будто посетители покидали зал в спешке. По залу шарахались несколько неприятного вида личностей, возрастом от 16 до 25-ти, одетых разномастно, но общим выражением лиц, бесцеремонностью, с которой они пинали попадавшиеся на пути стулья, чётко вписывающихся в новомодную категорию «гопники». Опп, у них и железяки с собой!

У нескольких субъектов в руках были арматурные пруты с обмотанными изолентой «рукоятками» - орудие очень опасное, к тому же крайне дешёвое, в случае чего не жалко выкинуть и прикинуться ветошью при, скажем, визите патруля… Но патрулей тут давно уже было не видно.

Сейчас один из них, толстый, наглый, с почему-то плотно, в несколько слоёв проклеенной лейкопластырем и марлей щекой, стоял около выключенной телепанели и, жестикулируя плотно перебинтованной кистью правой руки, явно что-то «предъявлял» Насте, что работала у друзей чем-то вроде администратора-билетёра-кассира-видеотехника. Судя по её совсем бледному виду – предъявлял давно и с чувством. Увидев вошедшего Владимира, Настя с облегчением выдохнула:

- Вот он – владелец! С ним и разговаривайте! – с бочком-бочком стала упячиваться в сторону.

- … ща тут всё ращнесём нах и тя на хруг поставим, бушишь тут ищчто… - не закончив тираду, которую толстый обращал к девушке, тот повернулся, отыскал взглядом Владимира:

- Ааа!! Иди щуда, пащкуда! – подойдя поближе, Владимир определил, что, видимо, морда у него сильно порезана, он и говорил, стараясь не двигать губами; за главного он у них, что ли?

- Твая шш… шарага швая?? – надвинулся на Владимира толстый. От него противно воняло потом и медицинской химией. Парни, до этого бесцельно слонявшиеся по залу, пиная стулья, стали стягиваться к нему. Владимир насчитал шесть рыл вместе с главарём, вскоре они образовали вокруг него круг – и это не сулило ничего хорошего. Тихонько стукнула дверь – Настя сбежала, Владимир остался один на один с шестерыми явно не расположенными к нему типами.

- А вы кто такие, вам что надо? – стараясь без нужды не обострять, задал он как ему казалось, самый безобидный вопрос.

- Чо?.. Чо, ты наешжаишь што ле, коммерш шраный??? – неадекватно отреагировал толстый и попытался схватить за ворот Владимира левой рукой, но тот отодвинулся. Толстый, промахнувшись рукой, покачнулся, и неуклюже сделал шаг вперёд, при этом нога его чуть не подвернулась и он страдальчески сморщился. «Чёрт, какой-то инвалид…» - подумал Владимир, - и с ногой у толстого тоже было что-то неладно, из-под штанины джинсов над кроссовком у него он заметил толсто намотанный бинт.

Но остальные были вполне себе здоровы, что он тут же и почувствовал посредством болезненного толчка арматурным прутом между лопаток…

- Стой, падла, как стоишь!

- Гуинплен, ипани ему по чану, штоб понял о чём речь! – тут же послышались слова поддержки толстому. Припадая на ногу, тот приблизился к Владимиру и, противно воняя изо рта, стал излагать «претензии».

Из шепелявой речи «Гуинплена» Владимир понял, что он – «шука паршивая», «шукин кот» и «паханец», что он со своим «паханым видеошалом» находится «на территории» этого вот толстяка, носящего имя трагического героя Виктора Гюго явно за травмированную рожу, - вот ведь, начитанные твари… Что он должен платить, платить и платить, потому что уже столько времени, не спрося разрешения… «…да он вааще офигел, падла, коммерс поганый, расположился как у себя дома!» – поддержали главаря подельники, поигрывая железяками и с явной издёвкой разглядывая попавшегося в круг коммерса.

- Чего бы вдруг? – попытался отмазаться Владимир, но тут же ощутил вновь болезненный толчок в спину. «Они ведь и пырнуть могут. И очень просто» - мелькнула мысль, - «Сссука, без ствола как голый на параде!»

- Шы што, патла, платить не хошишь?? – нагнал строгости толстый.

- А если я заплачу – можно будет идти? – наудачу, выигрывая время, спросил Владимир.

- Хы! – осклабился, забывшись, главарь; и тут же опять скуксился, видимо от боли в щеке.

Подельнички толстого удовлетворённо зашумели, не давая, впрочем, особых надежд:

- Если слышен денег шелест – это лох идёт на нерест! Гы!

- Ты, падла, давай всё что есть, а потом поглядим на твоё поведение!

- Давай, лошара, доставай всё из карманов!..

- Мы твоя крыша будем, понял, коммерс! Без нас тут пукнуть никто не смеет!

Чё ж их так много-то… Не пробьюсь ведь… Он резко вытянул руку с зажатым айфоном:

- Вы только что проговорили под диктофон угрозу. Вы совершили преступление! – как в американском боевичке, чесслово, тут же подумал он; но он особо и не рассчитывал что сработает, только тянул время.

Они и заржали:

- Ты чо, лох, совсем стебанулся??.. Ты ещё детской комнатой милиции пригрози, придурок!

- Дай-как сюда телефончик!

- Ты што, хад, тут и так фсё наше!

- Ребята, вы на пустом месте статью поднимаете! – безрезультатно всё, безрезультатно; уже поигрывают арматуринами, обступая ещё теснее. Смеются. Вернее – ржут и хрюкают. Да, это не Америка, и не прежнее время, да и ты не детектив, работающий под прикрытием. Впрочем…

- Короче. Мы уже работаем под крышей – выдохнул Владимир.

- Кто ваша крыша, кто??

Положение получалось отчаянное, но что-то делать было надо. Жутко не хотелось отдавать и деньги, и телепанели, а особенно, конечно, генератор, на который так рассчитывали в деревне. Да и… судя по наглым сбычившимся рожам, обступающим со всех сторон, вопрос так уже и не стоит: отдай и можешь идти. Эти уроды явно и отпускать не собираются… Владимир почувствовал, как накатывает адреналиновая волна, как перед неминуемой отчаянной дракой; как всегда, когда он совершал опасные, зачастую противозаконные поступки; и в то же время «попёр кураж»:

- Бля, пацаны, вам бы лучше этого не знать… Я ж не зря диктофоном размахивал. Ххх… Хорь наша крыша! – какого-то чёрта выскочило первое пришедшее в голову, наверное, сработала ассоциация с майором Майклом Хором, американским «героем» времён въетнамской войны, садистом и убийцей.