Наталья Александрова - Шкатулка Люцифера

Так что если сейчас она отправится домой, то можно только напиться чаю с сушками и почитать, закрывшись в комнате на все замки, чтобы Федька спьяну не ошибся дверью и не влез к ней ночью. Как-то раз так и случилось, и Агриппина спросонья не рассчитала силы и вломила ему так, что самой же пришлось потом накладывать швы да еще объясняться с его женой Валентиной. Та, видите ли, воспылала вдруг к своему алкашу неземной любовью и, подученная вредной старухой Курослеповой, грозилась подать на Агриппину в суд за умышленное членовредительство.

– Ну, что задумались, Агриппина Макаровна? – Старыгин склонился к ней и легонько дунул в левую щеку, отчего завиток непослушных волос смешно встопорщился. – Пойдемте, а то вон швейцар уже интересуется.

За стойкой гардероба обосновался представительный старик с выправкой отставного кавалергарда и таким благородным лицом, что можно было не сомневаться – за ним наверняка числилось как минимум мошенничество в особо крупных размерах. Впрочем, Старыгин этим не заинтересовался – в данную минуту он хотел есть.

В зале и вправду было тепло, чисто и уютно. Играла тихая спокойная музыка, горел приглушенный свет. Старыгин выбрал столик в глубине зала и удобно раскинулся на мягком диванчике.

Рядом тут же неслышно возник официант и положил перед ними раскрытое меню.

– О, какой выбор! – Старыгин приятно удивился и зашуршал страницами. – Не ожидал… значит, я возьму суп…

– Соляночку рекомендую, – доверительно сообщил официант, наклонившись к понимающему клиенту, – а на второе – кордон-блю или свинину гриль под голландским соусом с зеленью и каперсами. Форель опять же хороша сегодня… для дамы…

– Я подумаю… – процедила Агриппина, ей не понравилась приторная угодливость официанта.

– Долго не думайте, а то я с голоду умру прямо у вас на глазах, – предупредил Старыгин.

– Не умрете, человек может четырнадцать дней жить без еды, главное, чтобы вода была, – буркнула Агриппина.

– Это вы как врач говорите? – нахмурился Старыгин.

– Угу, и еще предупреждаю, что вредно есть столько плотной и калорийной пищи!

– Угу, гамбургер с жареной картошкой, конечно, намного полезнее, – ехидно пробормотал Старыгин. – Вы меня своей котлетой еще в автобусе достали…

Впервые Агриппина не нашлась что ответить. Вообще-то ей всегда было абсолютно все равно, что есть. Еда для человека естественная потребность, так что нечего устраивать из приема пищи целый аттракцион. Поела быстро, утолила голод – и приступила к более полезным занятиям. Но тут этот ехидный реставратор оказался прав, если уж критикуешь других за неправильное питание, то сама тоже должна быть на высоте.

Агриппина снова рассердилась.

– Ладно уж, – примирительно сказал Старыгин, – солянку брать не буду. Возьму салат овощной и свинину. А вы, как поборница здорового образа жизни, можете съесть форель.

– Пирожки с грибами очень советую, – снова зашептал ему на ухо неслышно возникший официант, – непременно попробуйте, не пожалеете. Высший класс!

– Уговорили, – улыбнулся Старыгин, – ну, и кофейку потом. Насчет десерта подумаем, верно, дорогая?

Агриппина лишь скрипнула зубами.

Еду принесли быстро, официант очень ловко расставил тарелки и удалился. Вина решили не пить – Старыгин не терял надежды откопать из-под снега свою машину.

Агриппина аккуратно брала с тарелки кусочки рыбы и смотрела на своего визави. Он ел вроде бы не глядя, ловко управляясь с приборами, развлекая ее ненавязчивым разговором, при этом речь его была четкой и внятной, он не чавкал и не разбрасывал вокруг себя крошки.

Против воли Агриппина вспомнила, как ел ее отчим – мрачно глядя перед собой, мерно черпая ложкой суп. Он вообще из всех кушаний предпочитал суп – густой, наваристый, обязательно с перловой крупой. Чтобы сытнее. Большой мешок стоял у них в сарае, из него же добавляли в еду поросенку.

Агриппина ненавидела эту разварившуюся перловку, суп от нее становился клейким и мутным.

Кроме перловки, в магазине покупали только хлеб, соль и подсолнечное масло. Да еще дешевые карамельки в липких пачкающихся красным бумажках. Они оставляли несмываемый след на пальцах и на вытертой клетчатой клеенке, которой был покрыт стол. Клеенка служила недолго, потому что братья Агриппины резали ее ножом и протыкали вилками, так что однажды отчим запретил вообще подавать вилки к столу. Так и ели все ложкой – и суп, и картошку. Картошки высаживали огромное поле, и все лето Агриппина с мамой проводили за ее окучиванием и прополкой. А еще в огороде росли необозримые грядки моркови, свеклы, лука и огурцов. Овощи продавали на базаре, как и домашнюю ветчину.

Из-за картошки все и случилось. Продавали ее всегда весной – так можно дороже взять, говорил отчим. И всю зиму Агриппина с мамой спускались в холодный погреб и перебирали картошку, отрывая глазки.

В субботу по распутице двинулись в город. Отчим купил машину-развалюху, она еле тянула, он жалел денег на ремонт. Агриппину оставили дома с братьями, отчим сидел за рулем, мама выталкивала машину из каждой лужи, из каждой колдобины, и в один ужасный момент просто упала без сил. Она жадно хватала воздух открытым ртом, пытаясь расстегнуть пальто, а отчим кричал ей из машины, чтобы поторапливалась, а то они опоздают.

Когда он наконец выбрался из машины, мама уже умирала. И в больнице бы не спасли, да и как ее туда было довезти…

Когда Агриппина представляла, как отчим стоял и тупо смотрел, как умирает ее мать, ей хотелось повеситься.

Полгода тянулись как десять лет, а потом, когда ей исполнилось восемнадцать, Агриппина сбежала из отчего дома, чтобы никогда больше туда не возвращаться.

– Что вы смотрите на меня так мрачно? – прервал ее безрадостные мысли Дмитрий Алексеевич. – Я успел надоесть вам своей бесконечной болтовней?

Она улыбнулась ему немного растерянно, не успев натянуть на лицо обычную маску безразличия и уверенности в себе. Оттого лицо ее изменилось, взгляд стал мягче, исчезла упрямая морщинка возле рта. Такой она понравилась Старыгину гораздо больше. Если бы еще причесалась и подкрасилась…

– Пирожок не хотите попробовать? – спросил он, устыдившись своего злопыхательства. – Очень вкусно…

– Спасибо, я сыта… – она отвела глаза, – и кофе не буду.

И снова взгляд стал жесткий, и снова перед Старыгиным сидела суровая мрачная женщина с резкими угловатыми движениями. Она демонстративно взглянула на часы и кивнула появившемуся в обозримом пространстве официанту.

– Я сам заплачу! – грозно прошипел Старыгин, правильно угадав ее намерения. – Оставьте наконец в покое свою независимость, никто на нее не покушается! Иначе рассоримся навеки!