Александр Бушков - Рельсы под луной
– Только не в дом! Не в дом! Не пойду! Перестреляю всех!
Вытягивает руку с пистолетом и начинает им водить вправо-влево, целя в окружающих. И беспрестанно орет:
– Не пойду в дом! Здесь бинтуйте!
Ну, тут ему не сопляки мобилизованные собрались… Сержант подобрался к нему слева, благо он мало что видел из-за направленных на него фонарей – и вмиг выбил пистолет ногой. Все мы этот прием давно освоили: нужно точнехонько угодить по определенной косточке в запястье, пальцы тогда сами собой разжимаются, и пистолет вылетает. К Петрову кинулись, схватили за руки, он вырывается, кричит, что в дом нельзя… Катавасия.
Я опомнился, громко отдал распоряжения: чтобы санинструктор сначала быстренько забинтовал голову и руки; по рукам у него тоже кровь текла, а те двое особенно не налегали, просто не давали двинуться, и все. Присел на корточки. Лицо у Петрова было совершенно сумасшедшее, да еще в кровавых ручейках и брызгах – та еще картинка. Ну, видывали и не такое… Я так рявкнул: «Молчать!», что он и правда заткнулся. Кое-какое соображение определенно сохранял.
– Петров, – сказал я громко и убедительно. – Возьми себя в руки, мать твою! Не пойдешь ты в дом, не пойдешь! В палатку тебя отнесут… Когда я тебя обманывал?
Он притих. Санинструктор его проворно бинтует, а Петров таращится на меня, губы прыгают – и чувствую я, что от него свежим спиртным попахивает. Ах ты ж, думаю, сукин кот…
– Что случилось? – спросил я.
Молчит и головой мотает, как лошадь. Вот тут я уже прикрикнул твердым командирским голосом:
– Старший лейтенант! Доложите, что случилось!
Молчит и глаза таращит. Мне стало ясно, что он в шоке и ничегошеньки от него сейчас не добьешься. Да и холодок ночной начал меня, босого и в исподнем, чувствительно пробирать. А потому я распорядился отнести его в палатку и заняться ногой, а сам с Сидоровым вернулся в дом. Сказал ему:
– Ты осмотрись там, на втором, а я доложу…
У меня в комнате был установлен полевой телефон, а о таком происшествии следовало доложить немедленно. Майор откликнулся уже через пару минут, и я ему кратенько, сухо, подробно доложил о ЧП. Он меня первым делом обматерил в три загиба и сказал, что срочно выезжает. И бросил трубку. Я быстренько оделся и спустился на второй этаж. Там Сидоров уже зажег повсюду полный свет. Я спросил, что и как. Он в двух словах объяснил и показал.
Вроде бы не было никакой головоломки. Петров произвел два выстрела, находясь примерно на половине расстояния меж нишей, где стояла Катарина, и окном – вот они, гильзы, к стене откатились. Я их трогать не стал. Сходил посмотреть, куда угодили пули: одна пробила стеклянный квадратик – там была характерная дырка с паутиной трещин, другая застряла в раме. Произвел два выстрела, потом кинулся на раму, проломил ее и ссыпался вниз. С одной стороны, все понятно, с другой – не понятно ничего. С какой стати ему было орать, палить и сигать в окно? Свидетелей нет, кроме прекрасной Катарины, но от нее ж словечка не добьешься, от розово-мраморной…
– Ладно, Сидоров, – сказал я. – Иди оденься, а то сейчас майор прикатит…
А сам поднялся в комнату к Петрову, чтобы провести кое-какое расследование. Отняло это совсем немного времени: все улики налицо, долго искать и не пришлось. Под кроватью у него три закупоренные бутылки вина, а четвертая, откупоренная и наполовину выпитая, стоит в уголке у двери. Ну да, тот холуй, что здесь обитал, тоже хозяйским винцом запасся, да так и оставил…
Одно меня смущало во всей этой картине: в бутылке, судя по этикетке, мозельское, то есть обыкновенное вино, не особенно и крепкого градуса. Понюхал – точно, вино, а не какая-нибудь химия. Оставалось только чесать в затылке: Петров пил, в общем, как все, и градус держал хорошо. Никак не мог с полбутылки столового винца повредиться разумом настолько, чтобы выкинуть все, что выкинул…
Майор приехал быстро, в дом вошел в полном одиночестве. И, вот смех, не забыл моментально скинуть в прихожей сапоги и переобуться в шлепанцы. Впрочем, мне было не до смеха… Я отрапортовал, как положено, смиренно выслушал матерки, рассказал обо всем, что мною обнаружено. И о бутылке тоже. Майор на меня уставился как солдат на вошь:
– Дыхни!
Я дыхнул – и вот когда мысленно порадовался, что перед сном не хлебнул ни глоточка. Иначе был бы не еж, а целый дикобраз, да против шерсти…
– В палатке я был, – сказал майор. – Спиртным от него, точно, несет… Не то чтобы как из бочки, но несет… Показывай.
Осмотрел он второй этаж, потом зашел в комнату Петрова, понюхал бутылку, как я давеча. Подумал что-то, уставился на меня совершенно ледяными глазами:
– Соображения есть?
– Никаких, товарищ майор, – честно признался я. И твердо добавил: – Товарищ майор, когда он заступал на дежурство, был совершенно трезвым. И если выпил, то только полбутылки вот этого… Может быть, в вине какой-то яд? Дурман?
– Отдам на анализ, – буркнул майор, прибирая бутылку в карман.
И начал высказывать все, что он о нас думает, смачно и затейливо. Mнe, сами понимаете, оставалось стоять по стойке «смирно» и слушать. Персонально на Сидорова, стоявшего тут же, он не налегал, но пару раз покосился и в его сторону, не обращаясь прямо – впрочем, я бы сказал, довольно дипломатично. Похоже, мои умозаключения подтверждались, и погоны у Сидорова другие, не те, что я сейчас на нем вижу… Когда он малость выдохся и замолчал, я спросил осторожно:
– Товарищ майор, какие будут указания?
– Указания… – проворчал он, чуть поразмыслив. – Продолжайте выполнять задание. Человека вместо этого… я вам добавить не могу. Все кандидатуры утверждались в управлении фронта, и, чтобы ввести нового, нужно начинать канитель сверху донизу… Я, конечно, доложу наверх, но не думаю, чтобы ты подкрепление получил так уж скоро… Справляйтесь вдвоем. Повреждения исправим. И смотри у меня, если что… Потом поговорим. Обстоятельно и хмуро… Вопросы есть?
Что тут ответишь?
– Никак нет, – сказал я.
Он погрозил мне пальцем, развернулся и вышел. Остались мы вдвоем с Сидоровым. Сидоров тоже веселым не выглядел: майорский разнос его не коснулся, но, есть такое подозрение, получит выволочку от своего начальства. Исключительно за то, что присутствовал там, где все произошло. Таковы уж непреложные законы нашей службы, вообще армейского житья-бытья: сплошь и рядом в случае ЧП спускают три шкуры и подшивают в личное дело со всех, кто был причастен к заданию.
Сидоров что-то не выказывал желания обсуждать происшедшее – да и у меня не было ни малейшего желания. Поэтому я поручил ему продолжать ночное дежурство вместо выбывшего по неизвестной причине Петрова, а сам вернулся к себе и, не раздеваясь, завалился на постель. Не хотел ни о чем думать и гадать, решил вздремнуть, как уж получится после всего – потому что день, чует мое сердце, будет суетливым…
Да, а Петрова майор сразу с собой увез. Вот не позавидуешь парню – чуток оклемается, и пойдут расспросы… обстоятельные и хмурые.
Ну, остаток ночи у Сидорова прошел без происшествий, а утречком нагрянул майор – по-моему, он так и не ложился. Привез с собой полный «доджик-три-четверти» мастеров: трое немцев (ухитрился же раскопать где-то в сжатые сроки) и трое наших, в форме. Инструментов куча. И началась у них прямо-таки стахановская работа: вырезают стеклышки, восстанавливают рамы. Сразу видно, мастера: дырку в другой раме заделали и замазали чем-то так, будто ее и не было.
Майор сначала за ними присматривал, потом, видимо, убедился, что смысла нет. Отозвал меня в уголок и спрашивает:
– Не знаешь, Петров перед этим крепко пил?
– Я бы не сказал, – говорю. – Если по правде, то как все, не увлекаясь особенно…
Майор задумчиво хмурится:
– Побеседовали… Признался, что эти дни втихушку выпивал крепенько. Ну, а потом та бутылка его, видимо, и сняла с катушек окончательно. Медики говорят, такое бывает.
– А что же он… – осторожно заикнулся я.
Майор морщится:
– Говорит, что ночью из стены вышла белая фигура и пошла прямо на него. Вот он и начал… воевать, вояка хренов…
Что-то мне все это показалось предельно странным: ну какой нормальный человек в такой ситуации будет сам на себя наговаривать? Выпивал крепенько, белые фигуры из стены… Тут бы следовало что-нибудь побезопаснее для себя придумать. А он…
– Может, товарищ майор, в бутылке все же был какой-то дурман? – спросил я.
– Да не было там никакого дурмана, – сказал майор сердито. – Вино как вино. Вины это с тебя, конечно, не снимает, ты свой втык все равно получишь, понимать должен. Невозможно в таком деле вовсе без втыка. Мне вот тоже предстоит… Только этот сукин кот хоть и огребет клизму, от настоящих оргвыводов избавится. Время такое… суетливое.
Я его прекрасно понял. Огромная машина зашевелилась. В самом скором времени начнут расформировывать штабы фронтов и армий, и у начальства будет куча других забот, так что у Петрова есть шанс проскочить меж жерновов – хотя, конечно, с припачканным личным делом. Ну, можно считать, повезло дураку: чуть пораньше огреб бы на полную…
