Стивен Кинг - Долорес Клейборн
В субботу — двадцатого июля 1963 года — было жарко, душно и облачно. По радио сообщили, что днем, вероятно, дождя не будет, лишь к вечеру ожидалась гроза, но весь день на небосклоне громоздились тучи, и шансы у жителей побережья увидеть затмение были пятьдесят на пятьдесят.
Я чувствовала себя так, будто огромная гора свалилась с моих плеч, и когда я пошла к Вере помочь ей устроить буфет, мой ум был спокоен, а все мои заботы и волнения оставили меня. Неважно, что на небе были облака; неважно было, если даже будет накрапывать дождь. Пока не польет как из ведра, множество людей не уйдут с крыши отеля, а гости Веры вообще будут вне досягаемости, надеясь, что в облаках образуется прорыв, и они все же смогут увидеть то, что уже не повторится в их жизни… в любом случае не в штате Мэн. Вы же знаете, что надежда — огромная сила в человеческой натуре; никто лучше меня не знает этого.
Насколько я помню, в пятницу вечером в доме Веры остановилось восемнадцать гостей, но в субботу утром их было уже гораздо больше — человек тридцать или сорок, я затрудняюсь сказать точно. Остальные, желающие поехать с ней на пароме (большинство из них были местными жителями), собирались на причале около часа дня, а около двух старенькая «Принцесса» должна была отчалить. Ко времени начала затмения — где-то около четырех тридцати — первые два или три бочонка с пивом будут уже пусты.
Я ожидала увидеть Веру вконец изнервничавшейся и готовой выскочить из собственной шкуры, но иногда мне казалось, что эта женщина никогда не устанет удивлять меня. На ней было надето нечто вздымающееся, красно-белое, больше напоминающее пелерину, чем платье, волосы она собрала назад, связав их в конский хвост, вряд ли напоминающий пятидесятидолларовую прическу, которую она делала в те годы.
Она сновала вокруг длинного стола, установленного в саду на лужайке, шутила и смеялась со своими гостями — большинство из них прибыли из Балтимора, судя по их виду и произношению, — но все равно Вера была не такой, как в дни, предшествующие затмению. Помните, как я рассказывала вам, что она носилась, как реактивный самолет? В день же солнечного затмения Вера была похожа на бабочку, порхающую среди множества цветов, да и смех ее не был столь уж напористым и вызывающе громким.
Она увидела меня, несущую поднос с закусками, и поспешила ко мне дать указания, но шла она не так, как в последние несколько дней — как будто собиралась побежать, — на лице ее застыла улыбка. Я подумала: «Она счастлива — вот и вся причина. Она смирилась с тем, что дети не приедут, и решила, что все равно будет счастлива». Это была бы так… если не знать ее достаточно хорошо и не знать, как редко такая штучка, как Вера Донован, бывает счастлива и весела. Знаешь, что я скажу тебе, Энди, — я знала ее после этого еще тридцать лет и не думаю, что когда-нибудь видела ее по-настоящему счастливой. Довольной — да, умиротворенной — да, но счастливой? Сияющей и счастливой, порхающей, как бабочка над лугом с прекрасными цветами в жаркий солнечный денек? Нет, вряд ли.
— Долорес! — крикнула она. — Долорес Клейборн!
Только намного позже до меня дошло, что Вера назвала меня по моей девичьей фамилии, хотя Джо еще был в полном здравии в то утро; никогда прежде она не называла меня так. Когда до меня дошло, я вся задрожала с головы до пят.
— Доброе утро. Вера, — приветствовала я ее. — Жаль, что сегодня такой пасмурный день.
Она взглянула на небо, затянутое низкими, набрякшими дождем облаками, и улыбнулась.
— В три часа засияет солнце, — ответила она.
— Ты говоришь это так, будто все подчиняется твоим приказаниям, — сказала я.
Конечно, я шутила, но Вера серьезно сказала:
— Да, именно так. А теперь сбегай в кухню, Долорес, и посмотри, почему этот болван слуга до сих пор не принес нам кофе.
Я отправилась выполнять ее приказ, но не успела сделать и четырех шагов, как Вера снова окликнула меня — ну точно как в тот день, когда сказала, что иногда женщина должна быть сукой, чтобы выжить. Я обернулась, решив, что она собирается повторить то же самое. Однако она не сделала этого. Она стояла в своем красно-белом балахоне, уперев руки в бока, с хвостом волос, перекинутым на плечо, и выглядела не старше двадцати одного в нежном утреннем свете.
— Солнце к трем, Долорес! — звонко крикнула она. — Вот увидишь, что я была права.
Завтрак закончился в одиннадцать, а к полудню в кухне остались только я и мои помощницы; поставщик продуктов и его люди отправились на «Принцессу», чтобы подготовить все ко второму действию. Сама же Вера с тремя или четырьмя оставшимися гостями поехала к причалу на стареньком «форде» в четверть первого. Я занималась уборкой до часа дня, а потом сказала Джейл Лавески, бывшей в то время моей правой рукой, что у меня раскалывается голова и болит желудок, а так как в основном мы все убрали, то я пойду домой пораньше. Уходя, я наткнулась на Карин Айландер, она обняла и поблагодарила меня. И снова расплакалась.
— Я не знаю, что тебе наговорили, Карин, — сказала я, — но тебе не за что благодарить меня. Я ничего не сказала такого.
— Никто ничего не говорил мне, — ответила она, — но я знаю, что это вы, миссис Сент-Джордж. Никто больше не осмелился бы заговорить с этим разъяренным драконом.
Я поцеловала ее в щечку и уверила, что ей не о чем беспокоиться, пока она не разобьет еще одну тарелку. Затем я отправилась домой.
Я помню все, что случилось, Энди, — все, — но с того момента, когда я вступила с подъездной дорожки у дома Веры на Сентрал-драйв, я помню все как во сне, правда, как в самом ярком и четком сне, когда-либо виденном мною в жизни. Я все время думала: «Я иду домой, чтобы убить своего мужа, я иду домой убить собственного мужа», — как бы вбивая эти слова себе в голову, как вбивают гвозди в доску. Но, оглядываясь назад, мне кажется, что эта мысль всегда жила в моей голове. И только мое сердце не могло понять этого.
Было где-то час пятнадцать, когда я подошла к деревне. До затмения оставалось еще добрых три часа, улицы были пусты. В голову мне пришла мысль о городишке в южной части штата, где, как говорят, никто не живет. Затем я посмотрела на крышу Харборсайд-отеля и поразилась еще сильнее. Больше сотни людей уже собрались там, прогуливаясь по крыше и изучая небо, как фермер во время сбора урожая. Взглянув вниз на пристань, я увидела «Принцессу» со спущенным трапом и палубой, набитой людьми. Они прогуливались, держа в руках бокалы с коктейлем, наслаждаясь вечеринкой на открытом воздухе. Да и вся пристань кишмя кишела людьми, к тому же в море было около пятисот лодочек — больше, чем я когда-либо видела за один раз, — готовых к отплытию. Все без исключения, были ли они на крыше, на причале или на палубе «Принцессы», надели светозащитные очки либо держали в руках закопченные стекла или коробочки с отражателями. Никогда ни до, ни после этого ничего подобного не было на острове, и даже если бы я не задумала то, что задумала, мне кажется, все равно это показалось бы мне сном.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});