Джозеф Ле Фаню - Зеленый чай

«Если демон осознает, что он сопровождает человека и, тем не менее, остается духом, отдельным от хозяина, если он сумеет проникнуть в члены его тела, он попытается тысячью разных способов уничтожить хозяина, ибо ненавидит человека смертельной ненавистью…»

«Демоны узнали, что я человек из плоти и крови, и беспрерывно пытаются уничтожить меня, не только тело мое, но, прежде всего душу, ибо разрушение человеческого и духовного начала есть первейшее наслаждение для тех, кто низвергнут в ад. Однако Бог защищает меня. Поэтому очевидно, как опасно для человека находиться в тесном общении с духами, если вера его не слишком тверда…»

«Пуще всего на свете нужно утаивать от демонов тот факт, что они соединены с человеком. Если они узнают об этом, то начнут разговаривать с ним, намереваясь его уничтожить…»

«Приносить зло человеку, обрекать его на вечные муки — первейшее наслаждение для обитателей ада».

Внимание мое привлекла длинная запись, сделанная внизу страницы остро отточенным карандашом аккуратным почерком мистера Дженнингса. Я начал читать, ожидая натолкнуться на критические замечания относительно текста, и удивленно замер. Строчка начиналась словами: «Deus misereatur mei» — «Господь да сострадает мне». Догадавшись о глубоко личном характере записи, я отвел глаза, закрыл книгу и уложил все тома в том же порядке, в каком нашел их, за исключением одного, более всего заинтересовавшего меня. Я сел в кресло и, как человек любознательный и привыкший работать в уединении, погрузился в чтение, не замечая ничего, что происходит вокруг, забыв даже, где я нахожусь.

Я прочитал несколько страниц, относящихся, говоря сухим языком Сведенборга, к «делегатам» и «корреспондентам», и как раз дошел до места, где говорилось, что демоны, представая взору иных существ, помимо своих товарищей по преисподней, принимают, по закону «соответствия», облик чудовищ (fera), наилучшим образом выражающий их звериную сущность, зловещую и жестокую.

Далее автор подробно перечислял и описывал различных чудовищ, в которых могут воплощаться демоны.

Глава 4. Мы читаем вместе

Углубившись в чтение, я водил карандашом по строчкам, вдруг неожиданный шорох заставил меня поднять глаза.

Прямо передо мной находилось одно из упомянутых мною зеркал. В нем отражался высокий силуэт мистера Дженнингса. Он наклонился над моим плечом и читал вместе со мной. На лице его застыло такое мрачное безумие, что я с трудом узнал его.

Я поднялся. Он тоже выпрямился и неловко рассмеялся:

— Я зашел, поздоровался, но вы были так погружены в чтение, что не заметили меня. Я не сумел подавить любопытство и, боюсь, чересчур дерзко подошел и заглянул через ваше плечо. Вы ведь не первый раз читаете эту книгу, верно? Вы, несомненно, знакомы с трудами Сведенборга?

— О, разумеется! Я почерпнул из его книг очень многое. Вы найдете ассоциации со Сведенборгом в моей «Метафизической медицине», о которой так любезно вспомнили.

Мой друг пытался изображать веселое радушие, однако лицо немного зарделось, и я заметил, что ему очень не по себе.

— Ну, мне до вас далеко, я слишком мало читал Сведенборга. Приобрел эти книги всего пару недель назад, — откликнулся он, и, скажу вам, вряд ли это подходящее чтение на ночь для отшельника вроде меня. Прочитал я очень немного, однако не могу сказать, чтобы эта книга произвела на меня сильное впечатление. — Он засмеялся. — Очень благодарен вам за книгу. Вы получили мою записку?

Я произнес приличествующие случаю благодарности и рассыпался в скромных уверениях.

— Никогда мне еще не встречалась книга, с которой я был более согласен, чем с вашей, — продолжил он. — Между строк в ней можно прочесть куда больше, чем сказано в открытую, знаете доктора Харли? — внезапно спросил он.

Упомянутый доктор был одним из самых знаменитых врачей, практиковавших в Англии.

— Да, я состоял с ним в переписке и во время путешествия по Англии в полной мере оценил его любезность и серьезную поддержку.

— По-моему, этот человек — сущий тупица. Глупее него в жизни не встречал, — сказал мистер Дженнингс.

Я впервые услышал от него столь резкое суждение о ком бы ни было, а в сочетании с именем столь известным это определение просто напугало меня.

— Неужели? И в чем же это проявляется? — спросил я.

— В его профессиональных качествах.

Я улыбнулся.

— Вот что я хочу сказать, — продолжил он. — Мне кажется, он наполовину слеп. Это значит, что половина из того, на что он смотрит, покрыта тьмой, а вторая половина противоестественно ярка. И что хуже всего, он не только слеп, но и упрям. Я не сумел встретиться с ним — он не захотел этого, но я имею некоторый опыт общения с ним как с врачом. Ум его парализован, интеллект наполовину мертв. Когда-нибудь я вам все расскажу, — с легким волнением добавил он. — Надеюсь, вы останетесь в Англии еще на несколько месяцев. Если я за это время ненадолго отлучусь из города, вы разрешите прислать вам письмо?

— Буду очень рад, — уверил я его.

— Вы очень любезны. Доктор Харли меня крайне разочаровал.

— Он склоняется к материалистической школе, — заметил я.

— Сугубо материалистической, — поправил он. — Вы представить себе не можете, как тревожат эти вопросы людей, которые в них разбираются. Прошу вас, не говорите никому, особенно нашим общим знакомым, что на меня напала хандра. Никто, даже леди Мэри, не знает, что я обращался к доктору Харли или к какому-либо другому врачу. Поэтому, прошу вас, не говорите об этом никому; а если приступ повторится, то, умоляю, разрешите написать вам или, если я буду в городе, навестить.

У меня в голове роились догадки. Я поймал себя на том, что не свожу с него пристального взгляда, ибо он на мгновение опустил глаза и сказал:

— Вы, видимо, полагаете, что лучше было бы мне рассказать все прямо сейчас, а может быть, вы уже строите предположения. Не стоит; даже потратив на размышления всю жизнь, вы не догадаетесь, что со мной происходит.

Он с улыбкой покачал головой. Вдруг на его лицо, словно черная туча на зимнее солнышко, опустилась мрачная тень; он резко вдохнул сквозь зубы, как человек, испытавший внезапную боль.

— Жаль, конечно, что вам приходится обращаться за помощью к врачам. Но если я вам понадоблюсь, дайте знать в любое время, и, думаю, не стоит уточнять, что разговор наш останется строго между нами.

Мы поговорили еще немного, сменив тему, и вскоре я любезно откланялся.

Глава 5. Доктора Гесселиуса вызывают в Ричмонд

Расстались мы дружески, но на душе ни у него, ни у меня не было радости.