Иван Андрощук - Это не мой труп

Именно тогда на гербе твоих предков появился этот девиз: «ТЕБЯ РАЗБУДИТ ЛЮБОВЬ» . Так что, если верить легенде, твоему роду покровительствует сам владыка ада…

В забытых легендах много наивной фантазии – однако ничто, кроме этого предания, не может объяснить произошедшего со мной. В ночь, когда Омар Дежа стал твоим мужем, ты продолжала любить в нём Огюста Леблана. Забывшись в моих обьятиях, ты даже обмолвилась: «Огюст…» В ту минуту ты как никогда хотела, чтобы он был с тобой, как никогда любила его – любила так, что чудовище, спавшее в твоей крови, проснулось. В ту ночь Омар Дежа умер. Его сознание, его телесная оболочка продолжали существовать – но только как материал для создания Огюста Леблана-второго, существа, порождённого твоей любовью. Я не знаю, сколько времени длилось моё превращение – месяцы или годы, – во всяком случае, достаточно долго, чтобы его не заметили ни знакомые, ни сослуживцы, ни сам Омар. Быть может, ты ни о чём не догадываешься и думаешь, что за эти годы научилась любить меня, Омара Дежа. Но всё дело в том, что я давно уже не Омар, что теперь я Огюст Леблан, у меня его тело, его сознание, его воспоминания и, возможно, даже его душа.

Хочется верить, что рассказанное здесь было для тебя тайной; впрочем, такие вещи знают, но знают не умом, а кровью. Самому мне удалось распутать эту тайну только благодаря двум обстоятельствам. Первое – три дня назад на улице Птижан был убит служащий кредитной конторы «Мэз уи» Огюст Леблан; второе – бабушка Огюста по отцовской линии до замужества носила фамилию Фрибардъегер, и когда я был маленьким, она часто рассказывала мне предания этого древнего благородного рода».

Комиссар перечитал, минуту сидел, нахмурившись, затем порвал письмо на мелкие кусочки и выбросил в корзину.

Зазвонил телефон.

– Эржбет?… Как почему нет… Что, уже вечер?… Смотри, и правда… А мы тут с друзьями, – сделал извиняющийся жест в сторону бутылки. – Засиделись… Гуся? Ну, конечно, гуся, конечно, туши. Пока.

Положил трубку, налил, выпил, встал, убрал бутылку в шкаф, надел плащ и вышел в коридор. Было действительно поздно: тишину в коридорах нарушала только дробь печатной машинки, доносившаяся из приёмной начальника полиции. За машинкой сидела мадмуазель Кокур. Дежа подошёл к девушке, положил руку ей на плечо и пробормотал:

– Вот вы, женщины, считаете нас, мужчин, последними дураками. На самом деле это не совсем так.

От него сильно несло перегаром.

8

Комиссар полиции Омар Дежа, зажав в зубах сигару и оставляя за собой шлейф дыма, решительно шагал по улицам города, чем ещё больше напоминал паровоз. Город был огромен, и найти в нём нужный дом, да ещё не зная адреса, было практически невозможно. Но мало того, что комиссар шёл пешком: он запретил себе даже думать о том, куда идёт. Он запретил себе малейшую попытку вычислить требуемый дом, ибо с его опытом работы в полиции такая возможность была. Единственное, что он себе позволил – точка отсчёта. Своё путешествие он начал с того самого места на улице Птижан.

Пытливая мысль время от времени норовила разобраться в происходящем, однако комиссар решительно обрывал эти порывы. Он подсовывал своей мысли шарады, парадоксы, трудные рифмы, а то и просто заставлял её подобрать определённое количество слов на определённую букву. Задачу решали ноги, глаза, нос, уши, но только не мысль.

Время от времени он заходил в какие-то подвальчики опрокинуть рюмку. В одном подвальчике его узнали. Собственно говоря, его узнавали почти во всех, но здесь ему сказали «Здравствуйте, господин Леблан». Значит… Комиссар тут же приказал себе подобрать двадцать географических названий на «Д», чтобы не знать, что это значит. При счёте пять – на Дарданеллах – он уже поднимался по лестнице какого-то дома, при счёте восемь – Дар-эс-Салам – звонил в дверь со странно привычным номером.

Послышались шаги – сердце комиссара узнало их.

– Кто там? – встревоженный голос.

– Я, – буркнул комиссар.

Мадам Леблан приоткрыла дверь, узнала – и пошатнулась. Глаза ей застили слёзы.

– Здравствуй, Доминик, – часто моргая, пробормотал комиссар. – Ты была права. Это не мой труп.