Борис Левандовский - Шумен

Кроме того, во всем этом присутствовала изрядная доля очевидной несуразицы.

Во-первых, какого черта кому-то понадобилось тащиться аж сюда, чтобы повесить это объявление в столь неподходящем месте? Во-вторых, – что значит «бесплатно»? Должно быть, у этого «специалиста» поехала крыша, если он намерен возиться с кем-то задаром, пускай даже охочих запоминать стозначные числа и цитаты из рекламных телеблоков с первого раза найдется немного. В третьих, не был указан номер телефона, только адрес, причем не на отрывной «лапше», а был накарябан обычной шариковой ручкой прямо под текстом, словно того, кто дал это объявление, не особо заботило, прочтет кто-нибудь его или нет. Удивительно, что оно вообще так долго провисело на столбе. У Макса мелькнула забавная мысль, что, возможно, он единственный человек в мире, который его прочитал. Во всяком случае, именно это объявление. И опять дала знать о себе юркая сороконожка, похоже, облюбовавшая уютное местечко у Макса между лопаток.

Положив объявление на журнальный стол, Макс вдруг решил внести кое-какие коррективы в свои завтрашние планы. Нет, он не собирался отменять визит к Лене, просто перед тем заскочит по указанному шариковой ручкой адресу. Что бы ни скрывалось за этим объявлением, оно вызывало достаточно любопытства.

Макс сделал два шага от журнального стола и на секунду замер, – кажется, до него наконец дошло, что, кроме удивления, в нем пробудило объявление.

Какое-то странное предчувствие.

Или предчувствие чего-то странного.

Ночью ему приснился Батут.

Он вошел в комнату из шкафа и спросил, хочет ли Макс увидеть классный фокус, и, не дожидаясь его ответа, щелкнул возникшим в руке кнутом. Вслед за этим дверцы шкафа вдруг опять распахнулись, и оттуда, прыгая как мячи, выскочили четыре отрубленные головы участников «Драглайн-2».

Новый щелчок кнута – и головы, продолжая дикую скачку по комнате, в немыслимом ритме затянули хором «Лолейнью» тонкими педерастическими голосами.

«Видал?» – Батут, будто сам не ожидая такой прыти от голов, перевел восхищенный взгляд на Макса.

«Крутая заморочка, правда?»

«Наверно, им понравится», – сказал Макс, точно зная и в то же время не имея ни малейшего представления, кто такие они.

Он пнул ногой ближайшую к нему голову, принадлежавшую, кажется, соло-гитаристу. Та прокатилась у Батута между ног и с воплем врезалась в стену.

«Гол!» – сказал Батут удивленно, словно нежданно обгадился на людях.

«Ладно, убери их, пока они тут все не перемазали».

Тот коротко передернул кнутом, и головы, по очереди запрыгнули обратно в шкаф.

Батут вошел за ними.

«Увидимся на концерте», – он махнул рукой на прощание, будто садился в трамвай, и закрыл за собой дверцу.

«Пока-пока…» – бросил Макс, обнаружил, что сидит на диване, облаченный в какой-то дурацкий костюм, а на коленях у него лежит ярко-красный колпак с черной поперечной надписью ШУМЕН.

…И проснулся.

Особый метод

Славная улица Пекарская, многие десятилетия не менявшая своего названия несмотря ни на какие передряги в жизни города, начинается недалеко от центра Львова – в той части, где раскинулся Галицкий рынок и рукой подать до исторического музея оружия Арсенал, – и бежит себе дальше, виляя и растекаясь по сторонам, как полноводная река, многочисленными улочками, улицами и переулками. Оказываясь в здешних краях, Макс обычно испытывал мощный наплыв умиротворения и уюта исходившего, казалось, от самой атмосферы улицы, ее дороги, мощеной чуть выпуклой и отполированной годами до матового блеска брусчаткой, ее узеньких тротуаров, бегущих вдоль домов старинной постройки, зелени перекрестков. Он помнил это чувство с детства, когда приходил с родителями в гости к деду, который жил недалеко отсюда в одном из проулков и умер пять лет назад.

Однако сегодня с Максом этого не произошло. То ли он слишком повзрослел, и его чувства каким-то образом притупились, перестав улавливать здешнюю ауру, то ли он чересчур переживал, что ему не удастся помириться с Леной. Макс собирался направиться к ней сразу после того, как проверит, что находится по указанному во вчерашнем объявлении адресу (он, впрочем, поймал себя на мысли: не является ли это на самом деле поводом, чтобы немного отсрочить их встречу, хотя идея, конечно, принадлежала ему и ни к чему не обязывала).

А может, он просто давно тут не бывал – со дня похорон деда, – и Пекарская его забыла.

Макс дошел до здания военного госпиталя, тонущего в сочной зелени каштанов по левую руку, и, сверившись с адресом в объявлении, повернул направо.

Примерно через три минуты ходьбы он оказался перед нужным домом, имевшим четыре этажа и украшенным маленькими балконами с фигурной лепкой. Войдя в парадное, Макс решил воспользоваться собственными ногами, а не лифтом, чтобы подняться на верхний этаж, и наконец остановился у лакированной под красное дерево двери с номером 8. Его сердце почему-то усиленно застучало, когда он потянулся к синей пуговице электрического звонка, но Макс был слишком взволнован, чтобы обратить на это внимание.

Сороконожка между его лопаток слегка шевельнулась, разминая двадцать пар колючих ворсистых лапок, и вновь обрела сонную бездвижность, в которой пребывала большую часть времени.

«Выходит, обычная квартира», – успел подумать Макс, когда услышал шаги по ту сторону двери.

Ему открыл совершенно лысый дядя лет под шестьдесят. На нем был серый спортивный костюм и белые кроссовки “Brooks”, будто он собирался совершить пробежку по улице или отправиться в спортивный зал.

– Здравствуйте, я по объявлению, – сказал Макс.

– Простите? – казалось, хозяин был искренне удивлен его заявлением.

– А разве… – Макс слегка обескуражено полез в карман джинсов за пожелтевшим клочком бумаги. – Разве оно не ваше?

Лысый секунду разглядывал объявление, так, словно нечто подобное видел впервые в жизни, и в то же время с явным узнаванием.

– Ах, ну да… конечно. Тогда добро пожаловать, – он посторонился, приглашая Макса войти, и закрыл за ним дверь.

Следуя за хозяином через длинную прихожую в одну из комнат, с такими же высокими потолками, как и в квартире его покойного деда, Макс испытывал не свойственную ему неловкость, нараставшую с каждым шагом, причин которой он пока не мог понять.

– Итак? – произнес хозяин, усадив Макса в большое мягкое кресло и сев напротив в такое же, низкое и широкое, в котором запросто можно было разместиться двум людям средней комплекции и даже немного вздремнуть. – Чем обязан?

Макс неожиданно понял, что начинает отчаянно краснеть, – похоже, в этом естественном вопросе и заключалась причина его странной неловкости. Действительно, а какого черта ему нужно? Странно, но по пути сюда ему почему-то и в голову не пришло придумать сколько-нибудь подходящую причину, а теперь Макс медленно заливался краской, чувствуя, что выглядит полным идиотом. Потому что единственным поводом этого визита служило обычное любопытство. Именно оно.