Карина Шаинян - Амбра

Спустя полчаса Пьер все еще сидит на берегу, бессмысленно пощипывая струны. Море пахнет водорослями и амброй.

– Почему ты не убьешь его сам? – спрашивает мамбо.

– Я болен и слаб. А он – настоящий дьявол.

Фернан врет лишь наполовину. Старухе, впрочем, все равно. Фернана бьет озноб; лицо у него бледное, как рыбье брюхо, а белки глаз – желтые, как сухая листва. Мамбо смотрит на него с профессиональным любопытством. Матрос умирает от ужаса и лихорадки, – но прежде хочет столкнуть в гроб другого. Месть? Страх? В общем-то, для мамбо это не важно.

– Это будет дорого, очень дорого…

Из одного кармана Фернан достает кошелек, из другого – скомканную тряпицу. Он разворачивает тряпку и выкладывает на стол клок волос, испачканных кровью. Мамбо довольно кивает.

– А теперь уходи, – говорит она.

Сотрясаясь, Фернан покорно бредет к дверям, но на пороге силы оставляют его. Матрос тихо оседает на пол. Мамбо с досадой поджимает губы, тычет Фернана в бок костлявой ногой. Тот не откликается. Мамбо знает, что вскоре лицо матроса покраснеет, а одежда промокнет от пота; знает, что этот приступ может закончиться смертью. Но деньги уплачены. Пожав плечами, старуха берется за работу.

Морщинистые пальцы ловко разминают воск, превращая его в куклу. В пару касаний создают намек на гениталии, придают плоскому лицу подобие черт, прилаживают волосы к голове. Горячечное бормотание Фернана отвлекает мамбо; она сердито кривится, но пальцы не перестают оглаживать и править восковую фигурку.

Привязанный к просоленной коряге конь фыркает в песок, взметая крошечные фонтанчики, и недовольно трогает губами так похожие на траву водоросли. Пьер понимает, что бедная слепая утонула, заплыв слишком далеко и потеряв направление к берегу. Голос Мертвых вернулся к своим, думает Пьер; он понимает, что спасен. Не надо выбирать между утешительными поисками и правдой, услышанной от Суэрты. Не надо ходить в грязный кабак в надежде, что однажды певичка остановится перед его столом. Пьеру немного жаль девушку и очень жаль пропавшей возможности, но он рад, что выбирать теперь не придется.

Когда запах амбры становится невыносимым, и певичка, облепленная мокрой одеждой, выходит из воды, Пьер чувствует разочарование и злость, такую сильную, что она похожа на желание. Слепая уверенно подходит к нему, молча вынимает из рук лютню, подбирает шляпу и бредет вглубь берега, туда, где за кустами виднеется хижина. Пьер остается сидеть и разглядывать капли, упавшие на руку с волос Суэрты. Пьер слизывает капли с запястья.

Здесь должна закончиться история лейтенанта, потому что мамбо уже получила плату, произнесла нужные слова и облила восковую куклу кровью. Но любопытства в душе старухи не меньше, чем хитрости и жалости. Прежде чем проткнуть кукле сердце, она садится на корточки и внимательно слушает бред Фернана.

Морская вода горька, как кора ивы. Пьер встает и, потрепав коня по холке, идет к хижине, в которой скрылась Суэрта. Выбор сделан. Он не знает, как поступит, если Голос Мертвых откажется петь; возможно, возьмет за плечи и будет трясти так, чтоб голова беспомощно моталась на тонкой шее. Возможно, просто уйдет, унося тайную трусливую радость. Впрочем, Пьер уверен, что Суэрта не откажет. Но он надеется, что, взяв пару аккордов, Голос Мертвых ответит – не знаю. Не могу. Не вижу и не слышу ее… Пьер идет, ощущая тяжелые толчки в горле; в груди его пусто.

Из-за жалких стен доносятся звуки лютни, глубокие и низкие, как прибой. Пьер без стука толкает дверь, и его охватывает волна теплых, темных запахов. Войдя, он едва не спотыкается об лежащего у порога Фернана. По измученному лицу матроса катятся крупные капли пота. Лейтенант вспоминает, что бедняга умирает от малярии. Наверное, надеется на спасение от знахарки, думает Пьер. В дальней стене хижины он замечает открытую дверь, ведущую во внутренний дворик. Там в гамаке лежит Суэрта. Как только Пьер видит ее, рокот струн становится отчетливее. Пьер перешагивает через матроса и идет к проходу.

Оклик старухи резок, как чаячий вопль. В одной руке у нее штопальная игла; в другой – нелепая маленькая кукла, от вида которой у Пьера начинает саднить в затылке. Старуха загораживает дорогу, и Пьер понимает, что к Суэрте так просто не попасть. С неприятным удивлением он догадывается, что вряд ли старуха играет при певичке роль строгой дуэньи. Лицо девушки непроницаемо; Пьер даже не может взять толк, слышит ли она, что происходит в хижине. Морщась от стыда и неловкости, он вытаскивает кошелек. Старуха беззвучно хохочет, обнажая бледные десны, и легко отпихивает его костистой рукой.

Через плечо старухи Пьер смотрит, как луч света скользит по русым волосам Суэрты. Мелодия прерывается; девушка откидывает пряди от лица. Впервые Пьер может рассмотреть ее черты. В его глазах мелькают серебристо-зеленые, как ивовые листья, мушки. Старуха, ухмыльнувшись, подносит иглу к кукле. Пьер хочет закричать, стереть невозмутимость с девичьего лица.

Вместо этого он умирает от невыносимой боли в сердце.

В голове Пьера пусто до звона, и этот звон складывается в зудящую мелодию, которую почему-то хочется слышать снова и снова. Он не помнит ничего, кроме того, что умер, но почему-то жив. Слепая певица уходит, не оглядываясь, оставив по себе лишь слабый запах амбры. Мальчишка-проныра смотрит на лейтенанта с ужасом и восторгом.

– Повезло… – шепчет он.

Пьер качает головой. Он точно знает, что не похож сейчас на человека, которому повезло. Мальчишка смущенно отводит глаза и беспокойно вертит головой.

– Вот этот человек! – наконец восклицает он. Смуглая физиономия проясняется; мальчишка с явным облегчением тычет пальцем на вход, где какой-то моряк с болезненно-желтым лицом придерживает дверь и почтительно кланяется в спину слепой. Он кажется Пьеру смутно знакомым.

Пьер прикусывает губу от тягостной досады. Он едва помнит, зачем пришел в трактир; единственное, что он сейчас понимает – это то, что моряк мешает слушать мелодию, врезается в нее бесформенным грязным пятном. Он случаен, как число на брошенных костях; если у этого человека и была какая-то роль, то он ее уже сыграл.

– К черту, – говорит Пьер, – я не в настроении слушать бредни спившихся матросов.

Мальчишка изумленно отшатывается, его губы подрагивают от обиды. Пьер бросает ему монету и уходит. Мальчишка, сообразив что-то, тихо ахает и смотрит в открытую дверь, где, как в раме, бредет по пыльной улице лейтенант.

К вечеру Пьер приходит в себя. Он вдруг отчетливо понимает, что Мэри давно мертва – сгинула в море, когда «Пеликан» пошел ко дну. Все рассуждения, подкреплявшие надежды, кажутся теперь беспомощными и смешными. Пьер смущенно думает, что своими поисками и нескромными мечтами он, возможно, потревожил память мисс Смит, и мысленно просит прощения. Он хочет оплакать ее, но вместо горя чувствует лишь легкую грусть. Он понимает, что радость их давних встреч всегда будет с ним, ничем не потревоженная, и тихая речка вечно будет отбрасывать солнечные блики на серебристые листья плакучих ив.