Элджернон Блэквуд - Человек, который был Миллиганом

— Это мой покойный муж привез… Из самого Гонконга… — слово в слово повторила она фразу, сказанную много лет назад.

От волнения у меня перехватило дыхание, так что, прежде чем продолжать, я был вынужден сделать небольшую паузу, и все равно голос мой звучал несколько сипло.

— Видите ли, я коллекционирую китайскую графику… Рисунок ваш любопытный, и я мог бы предложить вам за него некоторую сумму…

— А, кто к нему только не приценивался! — слукавила хозяйка, пытаясь таким образом набить цену.

— Пять фунтов, полагаю, вас устроят, — небрежно бросил я и тут же, всмотревшись в рисунок, неуверенно пробормотал: — Вот только эта фигурка сидящего в лодке человека… Да, да, разумеется, она удивительна, но дело в том, любезнейшая, что китайские художники никогда не переполняли своих произведений людьми. Так что… гм… ничего не поделаешь, если окажется, что на картине не одна фигурка, а две, — и, придвинувшись к рисунку, я стал внимательно в него всматриваться, надеясь, что хозяйка последует моему примеру, — то цена, конечно же, будет значительно меньше…

Услышав о пяти фунтах, миссис Босток содрогнулась всем своим телом и глубоко вздохнула. Движимая жадностью, она подошла, теперь мы стояли бок о бок у картины и изучали ее.

Некоторое время хозяйка не могла вымолвить ни слова, потом с ее губ сорвался звук, который должен был вылиться в крик, но так и остался хрипом. Пытаясь совладать со своими эмоциями, она, как пойманная рыба, хватала ртом воздух, глаза ее вылезли из орбит. Оттолкнув меня, она вплотную придвинула к рисунку свое лицо, вытаращив на него невидящие глаза.

— Боже мой, их двое! — побелев как мел, прошептала она. — Двое! А второй — это он! Он!

Казалось, она вот-вот упадет в обморок, и я уже приготовился ее подхватить, хотя сам чувствовал себя не лучше. Покачнувшись, хозяйка повернула ко мне свое искаженное ужасом лицо.

— Мистер Миллиган! — прохрипела она, потом перевела дух и уже вполне нормальным голосом добавила: — Это мистер Миллиган. Так вот где он столько лет скрывался! А я и не замечала! — И рухнула на пол…

Лицо второго человека было обращено к комнате — он как раз пытался вытолкнуть лодку на берег. Ошибиться было невозможно…

Спустя полчаса я уже отправлял каблограмму в Пекин: «В лодке двое».

Развязка наступила три дня спустя, когда я решил устроить «шедевру» миссис Босток, временно хранившемуся у меня, настоящую экспертизу и пригласил к себе нескольких специалистов, каждый из которых был весьма известным в своей области человеком. Разумеется, в течение тех трех дней, пока рисунок висел у меня в спальне, я неоднократно подвергал его самому тщательному визуальному исследованию, но странно: всякий раз, когда вглядывался в лицо и фигуру Миллигана, какой-то потусторонний холодок пробегал по моему телу, а волосы, словно подхваченные этим призрачным сквозняком, вдруг сами собой вставали дыбом.

Когда, вернувшись в тот день домой, я направлялся к лифту, ко мне подошел консьерж и, вручая только что полученную каблограмму, сообщил, что в квартире меня уже ожидают гости.

Действительно, поднявшись к себе, я обнаружил сидевших в гостиной экспертов — химика, торговца произведениями искусства и медика, занимавшегося вопросами паранормальных явлений.

Ожидая меня, они уже успели познакомиться, так что я, извинившись за опоздание, сразу принес из спальни рисунок и положил перед ними на столик.

По окончании экспертизы я намеревался рассказать им ту загадочную историю, которая была связана с китайским «шедевром»; кроме того, мне хотелось задержать медика и потолковать с ним с глазу на глаз…

Когда мои гости молча склонились над рисунком, я не выдержал искушения и тоже взглянул на него поверх их плеч: в лодке сидел только один человек — китаец. Повернувшись спиной к комнате, он неторопливо греб, не возмущая взмахами своих весел безукоризненно глянцевой поверхности озера…

Первым высказался торговец: повертев рисунок в руках, он безапелляционно заявил, что красная цена «этой безделицы» шиллинг; химик вообще не произнес ни слова, а медик вдруг резко обернулся и, как-то странно взглянув на меня, сказал, что я делаю ему больно.

Тут только я пришел в себя и, недоуменно опустив глаза, увидел, что в прострации судорожно вцепился в плечо медика… В гостиной повисло гробовое молчание — выждав пару минут, эксперты дружно поднялись и, кивнув на прощание, двинулись к дверям; задерживать медика я не стал…

Оставшись один, я вспомнил о каблограмме и вскрыл ее — содержание депеши меня сейчас не интересовало, просто, чтобы стряхнуть наконец наваждение, мне надо было на чем-то сосредоточиться. Каблограмма была послана из Пекина одним из знакомых Миллигана: «Вчера от сердечного приступа скоропостижно скончался Миллиган».

Примечания

1

Лафкадио Герн (1850–1904) — писатель и переводчик, познакомивший западных читателей с культурой и литературой Японии.

2

Английский писатель, автор рассказа «Китаёза и дитя» (1917).