А. Мурэт - Королева Виктория — охотница на демонов

Но помимо всех тех предметов, которые постигались ею в стенах Кенсингтонского дворца, где она была фактически пленницей, существовало еще кое-что, гораздо более важное для нее, чем все прочие знания и открытия — наиболее решительно и непреклонно она изучала саму себя, составляя обо всем свое собственное мнение.

Как вот теперь она могла сказать с абсолютной уверенностью, что доподлинно и искренне, полностью и бесповоротно не выносит черепаховый суп.

Она его просто ненавидела.

Поскрипывание ее пера, выводившего слова на странице дневника, было единственным звуком, нарушавшим царившую в комнате тишину. На правой стороне разворота, в самом верху страницы она изящно вывела «черепаховый суп».

Одна только мысль о нем. О черепаховом супе. Уф. У нее скрутило живот. Ее рот скривился. Одной мысли о нем было достаточно, чтобы самое щедрое сердце превратить в скрягу.

Принцесса жила в одной комнате с матерью; сейчас та оторвала взгляд от книги, которую читала.

— Уже поздно, Виктория, — сказала она по-немецки: когда они были одни, то говорили именно на этом языке.

— На самом деле, скоро будет рано, — подумала про себя принцесса, — вот-вот будет полночь. Вслух же она попросила: «Еще чуть-чуть, мама».

— Правительнице нужен отдых, — наставительно напомнила герцогиня Кентская, мягко улыбаясь дочери.

В двадцати милях от них, в Виндзорском замке, король Уильям, или Вильгельм IV, умирал от своей «сенной лихорадки», и ни для кого не было секретом, что герцогиня, как никто более, с нетерпением ожидала его кончины. «Сенная лихорадка, — насмешливо фыркнула она, услышав официальный диагноз, — его нужно опылять до самой смерти. Непременно пошлем ему цветов с пожеланием скорейшего выздоровления!»

«Т-с-с, мама, — попросила тогда Виктория, ибо своего дядю она любила. Конечно, спору нет, он ссорился с ее матерью, да и собственные подданные его не слишком-то жаловали, но к ней он всегда относился с большой добротой и сердечностью.

— Моя дорогая, ты можешь продолжить свою писанину завтра, — настаивала герцогиня и позвонила в колокольчик. Виктория постаралась скрыть свое недовольство. Она любила засиживаться допоздна.

В комнате снова стало тихо.

То есть если не считать поскрипывания пера в дневнике Виктории. Теперь она перевела взгляд на левую часть списка, перейдя к более приятным мыслям.

Больше всего на свете она обожала своего спаниеля — любимца и красавца Дэша. Она наряжала его, как другие девушки одевают своих кукол, купала его каждую неделю и регулярно гуляла с ним по часам, будь то дождь или солнце; повсюду брала его с собой, и, взамен, он был самым приятным и верным спутником, о каком только можно мечтать.

Он был прелесть, ангелочек, да и только. Ведь в прошлом году, когда Виктория гостила у принца Альберта Саксен-Кобургского, такого элегантного и эффектного, Дэш приложил руку (надо сказать «лапу», подумала она мимоходом, невольно ухмыльнувшись от смешного звучания обычной фразы) к тому, чтобы повернуть то, что поначалу было вполне невинным свиданием, в… ну, скажем, в нечто немного большее.

Этот визит состоялся благодаря ее дяде Леопольду, королю Бельгии, имя которого, скорее всего, сейчас и присоединится к списку на левой странице ее дневника, следом за Дэшем: ведь именно он устроил ей встречу с Альбертом и его братом Эрнестом в Кенсингтонском дворце по случаю своего дня рождения.

По правде, она сильно не любила все эти тщательно планируемые вступления; этикет и условности так отягощали сам праздник, что почти невозможно было веселиться, как им хотелось, хотя она, конечно, старалась: как обычно, были танцы — по крайней мере, то, что можно было ими хоть как-то назвать. И это — еще одна строчка на левой странице ее дневника; она невероятно обожала танцевать и делала это при малейшей возможности. Беда только, что такие возможности подворачивались крайне редко.

В этот момент раздался стук в дверь.

Виктория посмотрела туда, где сидела ее мать. Но герцогиня заснула в кресле с раскрытой книгой в руках, губы ее чуть подрагивали в такт ровному дыханию. Увидев ее спящей, Виктории захотелось, чтобы мать ее обняла, поцеловала — она так нуждалась в понимании и любви. Конечно, все это между ними было, уверенность в том ничто не могло поколебать, но все же это было как-то завуалировано, будто алмаз в массе угля, и много места в материнской любви занимало что-то еще. Ожидание. Честолюбие. Все это, Виктория в том не сомневалась, конечно, с самыми наичистейшими побуждениями. Теперь же, когда мать спала и лицо ее утратило свое обычное, лукавое выражение, она казалась такой безмятежной и почти беззащитной. Виктория ощутила, как сильно ей хочется подойти и прижаться к матери.

В дверь еще раз постучали. Это вывело Викторию из глубокой задумчивости.

— Войдите, — сказала принцесса. Голос у нее дрогнул, и она почувствовала себя глупой и слабой. Едва она успела вытереть увлажнившиеся глаза, как дверь тихо открылась и в комнату вошла придворная дама, одна из восьми, обслуживающих спальню. Ее длинные юбки шуршали, она держала перед собой свечу, прикрывая пламя рукой.

Хотя, как поняла Виктория, приглядевшись внимательнее, это была, собственно, не одна из тех дам, и ее не сопровождали две знатные девушки, как полагалось по этикету…

Что было крайне необычно. Даже неслыханно, в самом деле…

Словно прочтя ее мысли, дама поставила свечу и затем сделала реверанс, опустив глаза при обращении к принцессе. «Ваше Королевское Высочество, — промолвила она, — главный дворецкий приносит свои нижайшие извинения, но произошла какая-то путаница с очередностью дежурств. Вместе с домоправителем они сейчас пытаются в этом разобраться, Ваше Высочество».

Это звучало вполне правдоподобно. Путаница и неразбериха были частыми гостьями в жизни дворца, и было известно, сколь оживленные диалоги происходили в таких случаях между главным дворецким и домоправителем.

— Бог мой, — сказала она, радуясь при этом, что к ее голосу вернулось обычное звучание, — там скандал?

— Да, почти потасовка, Ваше Высочество.

Принцесса глянула на мать, понимая, что никакой скандал не пойдет ни в какое сравнение с тем волнением, в которое мгновенно придет герцогиня, узнай она о том. Виктория прожила в Кенсингтонском дворце почти всю жизнь и никогда не знала, что может произойти, и одному Богу известно, какой может быть реакция ее матери.

— Очень хорошо, — сказала принцесса, — а наша задача, чтобы не стало еще хуже…

Она показала глазами на спящую герцогиню и приложила палец к губам.