Роальд Дал - Свиньи

Лексингтон, который привык все делать так, как ему велит тетушка, положил деньги в карман, обулся, надел чистую рубашку и стал спускаться вниз, в деревню, где жил доктор.

— Старушка Глосспэн? — переспросил доктор. — Бог мой, неужели она умерла?

— Ну конечно же, — ответил молодой человек. — Если вы пойдете со мной, я откопаю ее, и вы сами сможете убедиться в этом.

— Ты глубоко ее закопал? — поинтересовался доктор.

— Метра на два, пожалуй.

— И давно?

— Часов восемь назад.

— Ну, тогда она точно умерла, — объявил доктор. — Вот тебе свидетельство.

7.

И вот наш герой отправился в Нью-Йорк на поиски мистера Сэмюела Цукермана. Он шел пешком, спал под кустами, питался ягодами и дикими кореньями и через шестнадцать дней наконец добрался до города.

— Какое потрясающее место! — воскликнул он, стоя на углу Пятьдесят седьмой улицы и Пятой авеню и глядя вокруг себя. — Ни коров, ни кур нигде не видно, а женщины совсем не похожи на тетушку Глосспэн.

Что же до мистера Сэмюела Цукермана, то подобного ему вообще не приходилось видеть ни разу в жизни.

Это был маленький пухлый мужчина с синеватым подбородком и массивным пунцовым носом, а когда он улыбался, из многих мест его рта загадочно поблескивали золотые огоньки. Он принял Лексингтона в своем роскошном офисе, тепло пожал ему руку и поздравил с кончиной тетушки.

— Я полагаю, вы осведомлены о том, что ваша дорогая и любимая опекунша была весьма состоятельной женщиной? — спросил он.

— Вы имеете в виду коров и кур?

— Я имею в виду полмиллиона долларов, — сказал он.

— Сколько?

— Полмиллиона долларов, мой мальчик. И она оставила все это тебе, — мистер Цукерман откинулся в кресле и сложил руки на пухлом животе. Одновременно он начал потихоньку почесываться правым указательным пальцем, стараясь проникнуть им под жилет и потом под рубашку, чтобы поскрести кожу вокруг пупка — это было любимое его занятие, доставлявшее особое удовольствие. — Разумеется, я должен вычесть из этого пятьдесят процентов в качестве оплаты моих услуг, — проговорил он, — но у тебя все равно останется двести пятьдесят тысяч.

— Я богат! — воскликнул Лексингтон. — Как это чудесно! И когда я смогу получить эти деньги?

— Ну что ж, — сказал мистер Цукерман, — к твоему счастью, здесь у меня достаточно теплые отношения с налоговыми властями и я уверен, мне удастся убедить их уладить все вопросы, связанные с похоронами и уплатой соответствующих налогов.

— Очень мило с вашей стороны, — пробормотал Лексингтон.

— Разумеется, мне придется уплатить кое-кому небольшой гонорар.

— Как вам будет угодно, мистер Цукерман.

— Думаю, ста тысяч долларов будет достаточно.

— Боже праведный, а это не много?

— Никогда нельзя скупиться на налоговых инспекторов или полицейских, — проговорил мистер Цукерман. — Запомни это.

— Но мне-то сколько от всего этого остается? — покорно спросил молодой человек.

— Сто пятьдесят тысяч. Но тебе надо еще оплатить расходы, связанные с похоронами.

— С похоронами?

— Надо заплатить похоронному бюро. Разве ты этого не знал?

— Но мистер Цукерман, я уже сам похоронил ее. За коровником.

— Не сомневаюсь в этом, — проговорил адвокат. — Ну и что?

— Я никогда не обращался в похоронное бюро.

— Послушай, — терпеливо промолвил мистер Цукерман, — возможно, ты этого не знал, но в этом штате существует закон, который гласит, что ни один наследник не сможет получить на гроша из завещанных ему денег вплоть до тех пор, пока полностью не оплатит расходы, связанные с похоронами.

— Как вы сказали, закон?

— Ну конечно закон, причем очень хороший. Похоронное бюро — это один из великих символов нашей цивилизации, и мы должны любой ценой защищать его.

Мистер Цукерман вместе с некой группой докторов, проникнутых общественным сознанием, контролировали корпорацию, владевшую серией роскошных похоронных бюро, не говоря уже о фабрике но производству гробов в Бруклине и специальной школе бальзамирования па Вашингтонских холмах. Таким образом, связанные со смертью обряды, но мнению мистера Цукермана, представляли собой глубоко религиозную процедуру, да и вообще весь этот бизнес столь глубоко трогал его душу, что это было сопоставимо разве что с эмоциями лавочника при вести о рождении Христа.

— У тебя не было никакого права вот так взять и закопать свою тетушку, — сказал он. — Абсолютно никакого права.

— Я очень сожалею, мистер Цукерман.

— Да это ведь, по своей сути, подрыв самых основ.

— Я сделаю все, что вы мне скажете, мистер Цукерман. Но мне хочется знать, сколько же я получу потом, когда все выплаты будут сделаны?

Возникла пауза. Мистер Цукерман нахмурился, вздохнул, одновременно продолжая тайком пощекотывать пальцем свой пупок.

— Может, договоримся на сумме в пятнадцать тысяч долларов? — предложил он, одаривая гостя широкой золотозубой улыбкой. — А что, неплохая сумма.

— И я смогу получить их уже сегодня?

— А почему бы нет?

С этими словами мистер Цукерман вызвал своего старшего кассира и приказал ему выдать Лексингтону пятнадцать тысяч долларов, списав их по статье мелких расходов, и взять с него расписку. Юноша, который к этому времени был рад бы уже получить хоть что-нибудь, с благодарностью принял деньги и спрятал их в свой рюкзак. Затем он тепло пожал мистеру Цукерману руку, поблагодарил его за оказанную помощь и покинул офис.

— Весь мир раскрыт передо мной! — воскликнул наш герой, выходя на улицу. — Теперь у меня есть пятнадцать тысяч долларов, которых мне вполне хватит вплоть до тех пор, пока мою книгу не напечатают. Ну, а потом я, конечно же, получу намного больше. — Он стоял на тротуаре и раздумывал, куда же идти дальше. Повернув налево, он медленно пошел вдоль улицы, разглядывая окружавший его город.

— Что за омерзительный запах, — проговорил он, втягивая ноздрями воздух. — Невыносимый просто. Его чуткие обонятельные нервы, привыкшие воспринимать только самые изысканные кухонные ароматы, испытывали муку от столкновения с выхлопными газами автобусов.

— Нет, надо поскорее отсюда убираться, пока это окончательно не разрушило мой нос, — сказал он. — Но сначала мне надо перекусить, я основательно проголодался. — За последние две недели бедный парень не ел ничего, кроме ягод и диких кореньев, и сейчас его желудок взывал к более солидной пище. «Я бы с удовольствием съел котлету из мамалыги, — подумал он. — Или несколько сочных оладий из козлобородника».