Юлия Черных - Резня в петушатнике

С уважением, Интеллигент.

Гражданину майору от агента, псевдоним Петя-Петушок.

Начальник, по интересующему тебя делу могу сказать, что у нас появился новый сосед, кличка Черножопка. Ночью Барон, Фека и Ереван поставили его на правилку и признали за гада. Потом Алина, Света и Пелагея держали, пока Ереван и Фека опускали. Сам Барон опускать отказался, сказав, что западло, потому что брезгует.

Петя-Петушок.

– А кто этот Черножопый? – отдуваясь, спросил Спицын. – У меня от кличек в глазах рябит.

– Давай еще по граммульке, – Сазонов набулькал в стаканы. – Да, шумная вышла история, «Резня в петушатнике», не слыхал?

– Не приходилось, – Спицын помотал головой.

– В общем, Черножопый этот… вроде ничего особенного: парень с виду тихий, и сидел за ерунду – девки, шмотки, фарца по мелочи. И такое отмочил!

– Что отмочил? Чем дело кончилось? – Спицын чокнулся с майором, выпил, с наслаждением закусил присоленным муксуном, истекающим жирным янтарным соком.

– Кончилось скверно. Черножопый других понятий оказался. Следующей ночью он втихаря полбарака забил. В первую очередь заключенных Святослава Киреева и Петра Сметанина, в смысле Светку и Пелагею, и еще до кого успел дотянуться. Он им горло перегрыз, представляешь? В момент. Раз – и артерия фонтаном. Кровищи было! А потом выломал дверь и пошел к третьему бараку, видимо, с Бароном разбираться. Так и пер буром, весь в крови. Да не допер, охрана с вышки расстреляла.

Майор хлопнул стаканом по столу.

– Понял. – Спицын полез в портфель за второй бутылкой.

– Наши хотели замять, как всегда, – продолжил майор, утирая рот. – Но одного не учли: та посылка не по воздуху прилетела, а пешком пришла. Отец приехал сына повидать. Вот и повидал. Так что списали Черножопого, считай, подчистую, навсегда.

Спицын разлил по стаканам. Майор выпил, крякнул и вдруг захихикал, крутя головой:

– Как он там стоял, отец-то, сам что твой столб, глаза сверкают, а волосы – во! Как папаха. Весь черный на белом снегу. – Майор снова захихикал. – Снег белый, а он черный, злющий.

– Погоди. – Спицын разлил остатки и сунул пустую бутылку под стол. – Почему черный-то?

– Да потому, что негр! Понял? Негр у Черножопого папаша! А мы думали – чучмек…

Выписки из уголовных дел №… и №…

Гр. Цуряну Богдан Тудорович, 1933 г. р., известен под кличкой Барон, молдаванин, беспартийный, женатый, многократно судимый по ст. ст. 77.1, 103, 106, 113, 145, 146 УК РСФСР (грабеж, разбой, умышленное убийство, дезорганизация работы исправительн-трудовых учреждений).

Характер неуравновешенный, подвержен приступам гнева. Склонен к организации насильственных преступлений. Принадлежит к высшей касте в уголовной иерархии, известной как воры в законе.

В 1965-м приговором Кишиневского народного суда осужден на двенадцать лет лишения свободы с отбыванием наказания в исправительной колонии общего режима. Этапирован в УП 288/16 Уярского района Красноярского края, откуда освободился в декабре 1977 года. По месту жительства после освобождения не явился, на учет в надзорные органы не встал. Место нахождения на сегодняшний день не установлено. Возможно, скрывается в Ленинграде или Ленинградской области, где проживает его жена Цуряну Наталья Степановна.

Потапов положил в папку-дело справку из УП 288/16, достал из пачки «Краснопресненских» последнюю сигарету и закурил.

– «Резня в петушатнике»? Была такая история, слухи ходили. Ну, считаем, – Потапов махнул ладонью, отгоняя синий дымок. – В экзекуции участвовало шестеро зэков. Двое были убиты в колонии, трое – наши фигуранты. Остается один.

– Цуряну Богдан Тодорович, – подсказал Огурцов. – Вор в законе. После освобождения скрылся. Зачем?

– Он не просто вор в законе, – встрял Спицын. – Барон – пахан, высший авторитет, из тех, кто зону держит. К нему иные вертухаи на поклон ходят.

– И такой человек кого-то испугался? – удивился Огурцов. – Слабо верится.

– Значит, было чего пугаться, – Потапов захлопнул папку. – Место жительства гражданки Цуряну установлено, в поселке участковый со вчерашнего дня проводит опрос населения. Выявлено: гражданка Цуряну на прошлой неделе набрала в сельпо сахара и круп на небольшой армейский взвод. И хлеба каждый день берет по три батона. Теперь далее. Под предлогом того, что в районе участились недозволенные случаи выкармливания свиней хлебобулочной продукцией, с Цуряну была проведена беседа. Откорм свиней та отрицает, но, по словам участкового, явно чем-то обеспокоена. Я дал команду выставить наблюдение за участком и усадьбой и отслеживать появление посторонних лиц.

– А где это?

– За Сестрорецком, в Разливе. Думаю, Барон скрывается именно там.

– В Разливе, как Ленин в шалаше, – хихикнул Дима.

– Отставить, комсомолец Спицын! – рявкнул Потапов. – Не сметь сравнивать вождя мирового пролетариата с уголовным элементом!

– Пахан тоже, в своем роде, вождь, – примирительно сказал Огурцов.

Потапов поморщился, но ничего не ответил, лишь заглянул в порожнюю пачку «Краснопресненских», смял и бросил в корзину.

– Черт, сигареты кончились. Дай мне, Степа, твоего горлодера.

Огурцов извлек из кармана кителя и протянул следователю пачку «Партагаса». Вслед за сигаретами выпало и спланировало на пол черное перо.

– Не мусори в кабинете, – строго сказал Потапов. – Что это у тебя?

– Перо. Вороны, наверное, или голубя. На кладбище подобрал.

– Дай посмотреть, – оживился голубятник Спицын. Он повертел перо в руках, провел пальцем вдоль стержня и авторитетно заявил: – Не вороны, и тем более не голубя. Имеет место маховое перо из крыла черного петуха. Блин, измазался. Это что, кровь?

Зазвонил телефон. Потапов снял трубку.

– Слушаю! Понял… понял. Номер установили? Вот даже как? Не спускайте с него глаз, слышите? Мы скоро прибудем. – Он бросил трубку и оглядел команду блестящими глазами. – В Разливе замечена «Волга» с дипломатическими номерами. По сведениям ГАИ, машина принадлежит консулу республики Бенин, господину Баминго Дзанга.

– Начинается! – Спицын вскочил, натянул куртку и принялся прилаживать портупею. Потапов встал, открыл сейф, достал пистолет и наплечную кобуру.

– А ты куда? – остановил его Огурцов. – Следакам на оперзадания выезжать не положено.

Над дачным поселком расстилался туман, поднимаясь от Финского залива и окутывая ровные стволы невысоких прибрежных сосен. На пляже было пустынно и голо, только к подземному схрону, оставшемуся со времен войны, тянулась цепочка неровных следов.

Послышался мерный бой барабана. Туман окрасился в розовые и фиолетовые тона, потянуло пряным травяным запахом. Из схрона донеслись глухие голоса, на поверхность, одна за другой, выползли, пошатываясь, три облезлые фигуры.