Мария Некрасова - Большая книга ужасов – 35

Оттащить ее от скоб в противоположный угол, где лежали куклы, было нереально. Я удачно наступила на пульт, телик резко прибавил громкость. Тварь вздрогнула, обернулась... И увидела зеркало – тоже неплохо.

Иногда они ведут себя как обычные животные. Или как дети: внимание переключается за секунду, и так же быстро меняется настроение. Увидев своего двойника, Тварь обнюхала зеркало и вздыбила свои три волоска на загривке. Двойник не остался в долгу. У них немного шерсти: все-таки наполовину люди, и мимика богатая не по-волчьи. Как будто чья-то злая рука заперла человека в звериное тело, да так и не смогла запрятать под шкуру все человеческое. Ну, в общем, так оно и есть, да. Тварь и бровями делает, как я, и так же морщит нос. А все равно страшная! Волчья морда на тонкой-тонкой шейке; руки-лапы с длинными, как у людей, пальцами, только не гибкими; когти. Коленки – вперед, а не назад, как у животных, но это сходство с людьми только еще больше уродует.

Тварь бросалась на зеркало, рыча и визжа на весь дом, но шум этот меня уже не волновал: главное, что она отвлеклась на какое-то время. Еще несколько минут долой из длиннющей зимней ночи. Я даже развеселилась. В животе бегал теплый комок от того, как играет со своим отражением Тварь. Ей весело, она не думает о еде. Весело, иначе бы она давно разнесла это зеркало вдребезги.

В такие минуты нельзя думать ни о времени, ни о цепях на окне, ни о чем нельзя думать. Твари весело, и ты веселись. Заиграешься – время пройдет быстрее, а если начнешь думать: «Вот еще минус одна минута», Твари быстро наскучит ее занятие, и у нее появятся плохие идеи. Я бросалась на зеркало вместе с ней, раскатывая щекочущий комок в животе, и это помогало. Тварь перед зеркалом визжала, поскуливала, вертелась волчком и даже корчила рожи. От человеческих гримас на звериной морде было не по себе, но я старательно веселилась. Никогда не привыкну, никогда! Но кто ж меня спрашивает?

На беду, во дворе взорвалась петарда. Одна, другая, целая очередь, не захочешь, а подбежишь к окну посмотреть! А за окном – мясо. Тварь как увидела – вцепилась в скобу зубами и рванула на себя. Удержать ее было уже нереально. Какое зеркало, какие куклы, когда мясо бегает прямо под окном, да еще и с салютом! От этого мне самой становилось дурно. Я хорошо прикрутила скобы, но Тварь все-таки сильнее меня. Цепь со звоном осыпалась на пол, странно хрустнул стеклопакет, и вот мы уже летим с шестого этажа навстречу крови.

Ненавижу себя в такие минуты! Перед зеркалом было не противно, противно сейчас, когда Тварь приземляется на четыре лапы, и нет бы завыть, а потихоньку, незаметно крадется во двор, к людям. Я равнодушно подумала, что еще не била стекол зимой, и от тетки мне здорово влетит. Не всякого мастера заставишь работать в праздники.

Во дворе были Сашка с родителями, Фантомас и еще трое парней, я их не знаю. Я таращилась на них всем своим ночным зрением и уговаривала Тварь не подходить. Вдруг что-нибудь екнет у нее в желудке: друзья все-таки. Тварь была уже близко, на расстоянии прыжка. Ребята ее не видели, а по моим ноздрям ездил их запах: еще немного – и отключусь. Они взрывали петарды одну за другой, и только это не давало Твари прыгнуть. Ночное зрение, ночное зрение... Я разглядела тонкую царапину у Сашки над губой, сегодня посадил на горке. Помнишь, как мы катались? Как было здорово? Но Тварь видела только, что царапина еще сырая, и слышала только запах крови. И чем больше я разглядывала Сашку, тем ближе подкрадывалась Тварь.

Мне стало совсем нехорошо. Царапина перед глазами расползлась в широченную рану. Последнее, что я смогла, это заставить Тварь взвыть на весь микрорайон, высоко, с визгом, чтобы все разбежались. «Не поможет: один мой прыжок – как десять их шагов», – это я думала уже в прыжке. Но глаза обожгло, перед лицом бабахнуло, и я сразу пришла в себя. Тварь визжала и возила мордой в сугробе, а я подумала: «Молодец, Сашка!» Ну или кто там, все равно молодец.

Уходить никто не собирался, и это было очень плохо. У людей Новый год, что им какая-то Тварь: плешивый бобик с тонкой шейкой и странной мордой. Сашка и Фантомас затеяли обстреливать Тварь снежками, для них это была просто беспризорная злая собака, которая испугалась петард и решила отомстить подрывникам. Тварь даже растерялась от такого обращения, и я успела завернуть ее вон со двора.

А люди были везде. У каждого дома взрывали петарды, лепили снеговиков и ездили по ноздрям теплым запахом. Я по привычке гнала Тварь в лес, да и наверняка там народу поменьше, чем во дворах. Получив петарду в нос, она стала сговорчивее. Я даже позволила ей остановиться у самого леса, где нет людей, и как следует поваляться в сугробе – остудить обожженную морду. Вообще они быстро регенерируют, я не сомневалась, что к утру никакого ожога не будет.

В лесу мелькали огоньки: немного, всего два. А с другой стороны – темень, туда-то мы и отправимся. К счастью, Тварь не настолько умна, чтобы выстроить логическую цепочку: «огонек-костер-люди», так что побежала, куда направили, без вопросов. Пусть в той стороне леса жгут костры, а мы пойдем туда, где никого нет.

Я спешила, гнала Тварь галопом, все дальше и дальше в лес. Если она хоть чуть-чуть притормозит и поведет носом, вся моя осторожность полетит к черту. Они прекрасно чуют запахи. При желании я могла бы сейчас отыскать тетку со всем семейством, в гостях они там или где. Бесполезно прятаться. Поэтому я спешила. Еще полкилометра на восток, и будет выгоревшая поляна. Я нашла ее недавно, этим летом, и она здорово выручает. Вокруг поляны можно бегать хоть до утра, причем с друзьями. Запах гари забивает ноздри оборотня так, что он не учует, даже если рядом будет толпа народу. Ну, при условии, что толпа эта будет вести себя тихо и не показываться на глаза. Главное – не давать Твари свернуть с поляны, пусть себе нарезает круги. Лишь бы кто-нибудь неподалеку не взорвал петарду или не выдал себя голосом.

Первая струйка запаха гари пощекотала ноздрю. Тварь чихнула и попыталась свернуть, но я была начеку. Когда поблизости нет мяса, она у меня сговорчивая: спокойно побежала, куда велели, хоть ей и было противно. Ничего, до утра потерпит. А кому-то до полудня на улице куковать, потому что без тетки я домой не попаду. Соседка, которая сама же меня запирала, не поймет, если я завалюсь к ней с рассветом и потребую ключи.

1 января (день)

Болтаться по лесу зимой в джинсах и майке, в которых из дома выскочила, – то еще удовольствие. Расстояние, которое ночью казалось пустячным, я теперь прошла часа за два и здорово замерзла. Простужусь, тетка уложит в постель, начнет скакать вокруг с медом и лекарствами. Никаких прогулок, только аспирин, тупые Машкины мультики и театральное сочувствие – вот тебе и каникулы. И ведь без меня тетка знает, что ерунда это, а не простуда. Что-то такое делает со мной Тварь, что я здоровее и сильнее многих ровесников. Вот сейчас: другая бы загремела в больницу с пневмонией, а я почихаю пару дней и забуду. Тетке все равно, она играет свою роль и не отступит от сценария: «Я в ответе за тебя перед твоей матерью, ты больна и должна лежать. Это кажется, что ерунда, а знаешь, какие бывают осложнения!» Прощайте, каникулы. Ничего, я когда-нибудь привыкну.