Энн Райс - Гимн крови

Жители развивающихся стран ежедневно сталкиваются с новшествами, граничащими с чудом. Духовные устремления современного человека не идут ни в какое сравнение с ними же в далеком прошлом. Мы должны осознать тот факт, что принятый большинством стран атеистический взгляд на мир потерпел фиаско. Подумайте. Бездушность потерпела поражение во всем мире. Исключая, разве что, Кубу. Но как на это может повлиять Кастро? Даже самые светские структуры в Америке заговорили о добродетели — это очевидно. Вот почему разгораются корпоративные скандалы!

Вот что волнует людей! Что мало морали, мало скандалов… Фактически нам следует пересмотреть многие общественные институты, которые так небрежно были причислены к далеким от веры. Кто из них может серьезно наставать, что не стремится к возвышенному?

Иудео-Христиане — новая религия светского запада. Неважно, сколько миллионов людей демонстрирует к ней равнодушие.

Ее глубинные принципы интернационализированы интеллектуалами агностиками. Влияние этой религии оживило Уолл-стрит, где ныне царит такая же безупречная вежливость, как, к примеру, на заполненных толпами пляжах в Калифорнии или на встречах глав России и Штатов.

Святые, поспособствовавшие техническому прогрессу, скоро воскреснут, если еще не сделали этого, чтобы снести с лица земли неисчислимые признаки нищеты наплывом образцового сервиса и всяческих благ.

Коммуникации уничтожат ненависть и разобщенность, когда интернет распространится в самых отдаленных уголках планеты, подобно цветам, буйно расцветающим в трущобах Азии. Кабельное телевидение бессчетным количеством каналов дотянется до огромных Арабских земель. Даже Северную Корею не минует прогресс.

Меньшинство в Америке и Европе будет благополучно переобращено компьютерной грамотностью. Как я уже описывал, ученые изобретут дешевые и безвредные заменители кокаина и героина, что положит конец контрабандной торговле наркотиками. Любые проявления жестокости и нетерпимости сдадутся под натиском интеллектуальных дебатов и мирным обменом знаниями. Эффектные вспышки терроризма продержатся какое-то время, как экзотика на грани приличия, но и они, в конечном счете, прекратятся.

Что же касается сексуальности, то в этой области произойдут такие глобальные перемены, что мы, живущие сейчас, даже не можем вообразить себе всех направлений и тонкостей.

Короткие юбки, эффектные стрижки, свидания в машинах, женщины на рабочих местах — голова идет кругом от новых ожиданий.

Научные разработки и контроль над рождаемостью дадут нам немыслимую в прошлых веках силу. Сегодняшний прогресс — только тень того, что нам предстоит.

Мы должны уважать великую тайну спермы и яйцеклетки, мистическую химию полов, гендерную притягательность и выбор партнера.

Все божьи дети будут благоденствовать, пожиная плоды наших знаний, но повторять это — только начать все сначала. Мы должны найти в себе смелость поклониться науке, как нашему Лорду.

Папа слушает. Он улыбается.

Я продолжаю. Образ Бога воплощенного станет явлением вне времени и моды и вместе со своим Творением триумфально вступит в третье тысячелетие, как Великий символ Божественного самопожертвования и Необъятной любви.

Потребовались тысячи лет, чтобы понять и принять его жертву, говорю я. Зачем, например, он пришел, чтобы прожить тридцать три года? Почему не двадцать?

Не двадцать пять? Вы можете гадать вечность. Почему он решил явиться сюда младенцем? Значит ли это, что быть ребенком — часть нашего спасения? И почему выбрал именно то время в истории? И именно то место!

Грязь, песок, камни повсюду — никогда не видел столько камней, как в Священной земле. Босые ноги, сандалии, верблюды — вообразите только!

Неудивительно, что у них в обычае забрасывать людей камнями.

Не из-за простоты ли одежды и облика людей Христос выбрал ту эру?

Я думаю — да. Если вы проследите историю костюма от древнего Шумера до Ральфа Лорена — действительно хорошая энциклопедия позволит вам это — вы не найдете более простой одежды и причесок, чем в Галилее первого века.

Я серьезно… Я говорю об этом святому отцу. Христос сделал это не случайно. Он не мог иначе. Он знал, что его изображения распространятся повсеместно.

Более того, я уверен, что и распятие он выбрал не случайно, а чтобы сквозь века представать перед своими детьми с распростертыми объятиями, будто готовясь прижать их к сердцу. Как только вы посмотрите на крест с этой точки зрения, все изменится.

Вы увидите его обнимающим мир. Он знал, что его образ должен подходить для любой эпохи. Он знал, что этот образ должен быть абстрактным. Легким в исполнении. Не случайно мы можем носить символ ужасной смерти на цепочке, подвесив его на шею. Бог продумал все эти вещи. Разве нет?

Папа по-прежнему улыбается.

— Если бы ты не был святым, я бы высмеял тебя, — говорит он. — Начнем с твоих „Святых технического прогресса“. Откуда ты взял их?“

Я счастлив.

Он выглядит точь-в-точь, как сыгравший его старик Джон Войт — поп, который катается на лыжах в свои семьдесят три. Я это заслужил своим визитом.

И, в конечном счете, не всем быть падре Пио или матерью Терезой. Я Святой Лестат.

„Я передам от тебя привет падре Пио“, — шепчу я. Но папу одолевает дремота. Он тихонько смеется и впадает в забытье. Я погружаю его в сон. Слишком много мистических откровений из моих уст.

Но чего я ожидал, тем более от папы? Он так много работает. Так страдает. Так много думает. Он уже успел побывать в этом году в Восточной Европе и Азии, и собирается посетить Гватемалу, Торонто, Мексику. Не представляю, когда он все успевает.

Я возлагаю ему руки на лоб, а потом ухожу.

Я спускаюсь по лестнице к Сикстинской капелле. Здесь безлюдно и темно, конечно же. И прохладно.

Но страха нет. Мои святые глаза так же хороши, как и вампирские. Я могу видеть, как чудесным цветком распускается новая эра. Отрезанный от всех и вся я стою здесь. Мне хочется лечь на пол, лицом вниз, как при посвящении в духовный сан. Я хочу стать священником. Я хочу благословлять. Я хочу этого до боли.

Я не хочу быть воплощением зла.

Но на самом деле моя мечта о Святом Лестате рассеивается.

Я знаю, как обстоят дела, и это невыносимо.

Я знаю, что не святой, никогда не был и не буду. Никогда знамя с моим изображением не заплещется на площади святого Петра под солнечными лучами. Не будет сотен тысяч приветствующих мою канонизацию. Не устремится на церемонию цепочка кардиналов, потому что ее не будет. И мне не известен секрет наркотика, не имеющего ни запаха, ни вкуса, абсолютно безвредного, поэтому я не спасу мир.