Клайв Баркер - Искусство

«ДэМор…» — произнес он.

Гарри попытался бороться с желанием ограничиться неприятными воспоминаниями и покинуть отель.

«Что произошло здесь?» — требовательно спросил он, делая шаг в направлении открытой двери.

«Не твое дело», — предупредил Жестянщик. «Пожалуйста, не подходи ближе».

В маленькой комнате горели свечи, и в их щедрых отблесках Гарри увидел тела, лежащие на разобранной постели. Женщина с Райд-стрит и ее плод. Обоих разделали с поистине римской аккуратностью.

«Она не причем», — сказал Марчетти, не слишком смущенный тем, что Гарри увидел результаты его работы. «Все, что мне было нужно — ребенок».

«И кем он был?» — поинтересовался Гарри — «Демоном?»

Марчетти пожал плечами: «Мы никогда не узнаем… Но в это время года обычно находится что-нибудь, что пытается пробраться через рубеж между мирами. И мы должны, скорее, заботиться о безопасности, чем сожалеть. Кроме того, есть некоторые люди — а я причисляю к ним и себя — которые верят в излишек Мессий…»

«Мессий?» — переспросил Гарри. Он еще раз взглянул на тощее тельце ребенка.

«Я подозреваю, в нем была Сила», — пояснил Марчетти — «Но теперь она в любом случае ушла. Будь благодарен, ДэМор. Твой мир не готов к Откровению».

Он взглянул через плечо Гарри на юношу, поднимавшегося по ступенькам. «Патриций, будь так добр, подгони машину. Я опаздываю на мессу».

Он швырнул перчатки на кровать.

«Ты не вне закона», — заявил Гарри.

«Ой, пожалуйста» — взмолился Жестянщик. «Хватит молоть чепуху. Уже слишком поздно — ночь на дворе».

Гарри почувствовал острую боль в основании шеи и побежавший между лопаток ручеек теплой крови.

«Патриций считает, что тебе пора домой, ДэМор. И я, вобщем-то, тоже так считаю».

Нож вдавился в шею немного глубже.

«Без проблем?» — спросил Марчетти.

«Без проблем…» — выдавил Гарри.

«Он был здесь», — заметила Норма, когда Гарри вернулся в ее квартиру.

«Кто?»

«Эдди Аксель из „Собственности Акселя“. Он прошел через все и стал чистым, как ясный свет».

«Он мертв?»

«Конечно, мертв. Он покончил с собой в подвале. Спрашивал меня, не видела ли я его душу».

«А что ответила ты?»

«Я всего лишь телефонист, Гарри. Всего лишь соединяю. Я не претендую на понимание метафизики». Она взяла бутылку бренди, которую Гарри предусмотрительно поставил на стол возле ее кресла. «Как мило с твоей стороны», — сказала она — «Присядь. Выпей со мной».

«В другой раз, Норма. Сегодня я слишком устал».

Он направился к двери. «Да, кстати», — вспомнил он — «Ты была права. На Райд-стрит действительно кое-что было».

«И где оно сейчас?»

«Ушло… Домой».

«А Ча-Чат?»

«Все еще где-то там. Во Дворце Скверны».

«Манхеттен видел и хуже, Гарри».

Такой факт был слабым утешением, однако Гарри пробормотал об этом, уже закрыв за собой дверь.

А снег все валил и валил.

Он стоял на крыльце и глядел на снежинки, танцующие в призрачном свете уличных фонарей. Он вспомнил где-то прочитанное — между ними никогда не найти двух одинаковых. Если такая изысканность свойственна обычной метели, что уж тогда удивляться происходящим событиям, носящим такие непредсказуемые обличия.

Он размышлял о том, что каждый момент сегодняшнего дня был похож на аттракцион — положить голову прямо в пасть вьюги. И он должен был наслаждаться каждой минутой, что бы не происходило, сознавая, что между морозными сумерками и рассветом есть бесчисленное множество существ — слепых, быть может диких и голодных — но в конечном итоге жадно стремящихся быть рожденными.

Явление тайны

Память, предвидение и фантазия — прошлое, будущее и миг сна между ними составляют, единый мир, проживающий один бесконечный день.

Знать об этом — Мудрость.

Использовать это — Искусство.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ПОСЛАННИК

I

Гомер распахнул дверь.

– Входи, Рэндольф.

Яффе не нравилось, как Гомер произносил «Рэндольф» — с легким оттенком презрения, будто знал о каждом, даже самом мелком проступке, что Яффе совершил в своей жизни.

– Чего ты стоишь? — спросил Гомер, когда Яффе замешкался. — Тебя работа ждет. Чем скорее начнешь, тем скорее я найду для тебя еще.

Рэндольф вошел в большую комнату со стенами, выкрашенными в ядовитый желтый и казенный серый цвета, как и во всех других помещениях Центрального почтамта города Омахи. Впрочем, самих стен практически видно не было — вдоль них выше человеческого роста громоздились завалы почты. Холодный бетонный пол был уставлен мешками, пакетами, коробками и свертками.

– Мертвые письма, — сказал Гомер. — Даже старая добрая американская почта не может доставить их по адресу. Впечатляет, а?

Яффе стало интересно, но он решил этого не показывать. Он давно решил ничего не показывать, особенно таким умникам, как Гомер.

– Это все твое, Рэндольф, — говорил ему начальник. — Твой маленький кусочек рая.

– И что мне с ними делать? — поинтересовался Яффе.

– Рассортируй. Каждое открой и проверь, нет ли там чего важного, чтобы нам не отправить в печь хорошие деньги.

– В них что, деньги?

– Иногда попадаются, — ухмыльнулся Гомер. — Могут быть. Но по большей части это обычный почтовый мусор. Хлам, который людям не нужен, и они отсылают его обратно. Письма с неверным адресом — их швыряет взад-вперед по всей стране, пока они не попадают в Небраску. И не спрашивай меня, почему именно сюда. Когда они не знают, что делать с почтой, они отправляют ее в Омаху.

– Центр страны, — заключил Яффе. — Ворота на Запад. Или на Восток. Смотря куда смотреть.

– Ну, не такой уж и центр, — возразил Гомер. — В общем, с этой дрянью приходится разбираться нам. И ее нужно рассортировать. Ручками. Твоими ручками.

– Что, все это? — спросил Яффе. Работы тут было на две, три, четыре недели.

– Все, — сказал Гомер, даже не пытаясь скрыть удовлетворения. — Все твое. Скоро втянешься. Казенные конверты сразу откладывай в отдельную стопку — на сожжение. Их можно не вскрывать. Хрен с ними, верно? Но остальные надо проверять. Никогда не знаешь, на что наткнешься.

Он заговорщически ухмыльнулся:

– А что найдем, то поделим.

Яффе работал всего лишь девятый день, но и этого времени хватило с лихвой, чтобы понять: множество почтовых отправлений перехватывают сами почтальоны. Пакеты вскрывают, их содержимое забирают себе, чеки обналичивают, любовные письма высмеивают.

– Я буду навещать тебя, — пообещал Гомер, — так что не пытайся что-нибудь припрятать. У меня нюх на подобные вещи. Я сразу вижу, в каком конверте деньги и кто в команде крысятничает. Понятно? Шестое чувство. Так что не вздумай строить из себя умника, парень, мы с ребятами этого не любим. Ты ведь хочешь стать одним из нас, верно? — Он опустил тяжелую руку на плечо Яффе. — Бог велел делиться.