Барбара Хэмбли - Князья Преисподней

Женщина — это ее крики они слышали — всхлипнула:

— Холли! Dio mio, Холли!

На дорожке и в самом деле лежала Холли Эддингтон. Эшер узнал платье — белый тюль, вырез украшен розовыми бутонами, приличествует девушке лет семнадцати, но никак не женщине, чей возраст (насколько он смог рассмотреть ее во время разговора с матерью) приближался к двадцати пяти. Лицо, перекошенное от удушья и застрявших в груди криков, узнать было почти невозможно. Шею мисс Эддингтон обвивал мужской галстук в красно-синюю полоску, которым ее и задушили.

Мужчина, распростершийся лицом вниз в нескольких шагах от тела, пьяно всхрапнул. Холод и ветер не могли перебить исходившего от него запаха алкоголя. Одет он был в хорошо скроенный твидовый пиджак и такие же брюки: где бы он ни пропадал, отправился он в то место уже после полудня. В свете фонаря его растрепанные волосы отливали темной бронзой. Мужчина зашевелился, пытаясь приподняться на руках, и Эшер увидел, что он молод — едва ли старше двадцати. В распахнутом вороте рубахи белела голая шея.

Сэр Эллин Эддингтон протолкался сквозь толпу.

— Холли! О господи! — казалось, слова рвутся из самой глубины его сердца.

— НЕТ!!!

Его жена оттолкнула Эшера и упала на колени рядом с одетой в белое девушкой.

— Врач, есть здесь врач? Господи…

Поспешивший к ней хирург из немецкого госпиталя опустился на корточки рядом с Холли Эддингтон, которая — Эшер понял это с одного взгляда — уже была мертва.

Юноша рядом с ней сумел встать на четвереньки, несколько раз по-совиному моргнул, разглядывая собравшихся перед ним людей, и принялся блевать, полностью отдавшись этому занятию.

Эддингтон вскрикнул «Ублюдок! Ублюдок», словно это было самое страшное из известных ему оскорблений, и бросился на молодого человека. Эшер и японский атташе Мицуками схватили его за руки прежде, чем он успел добраться до своей жертвы. Торговый инспектор вырывался, как опутанный веревками тигр.

— Свинья! Чертов убийца! Грязное чудовище!

Грант Хобарт протиснулся мимо них и упал на колени рядом с пьяным юнцом.

— Ричард! — то был крик человека, утратившего последнюю надежду на спасение.

2

— Некто, уже запятнавший себя убийствами, оказывается среди приглашенных на торжество, где убивают молодую девушку, — низкий голос ребе Соломона Карлебаха так и сочился густым сарказмом. — Невероятно! Как полагаете, если ли здесь какая-то связь?

— Может быть, — Эшер отказался заглотить наживку.

Он бросил взгляд на дверной проем, отделявший комнату в его гостиничном номере от короткого коридора, ведущего к спальням слуг и детской, где вдовая миссис Пиллей (двадцати двух лет от роду, милейший характер и непоколебимая убежденность в том, что Китай станет намного более приятным местом, стоит только Англии подчинить его и принудительно обратить в методизм) дремала рядом с крошкой Мирандой. Затем он подошел к стоящему напротив креслу, взял Лидию за руки и поцеловал ее.

— С другой стороны, я тоже запятнал себя убийствами, и об этом также известно в определенных кругах… которые, надеюсь, не включают никого из тех, с кем нам предстоит встретиться в Пекине… известно, что я убивал совершенно незнакомых мне людей, в то время как наши государства не находились в состоянии войны.

Не всегда убитые люди были незнакомыми. Он внутренне поморщился при этой мысли.

— Полковник фон Мерен уже тридцать лет служит в немецкой армии, и он убивал людей. Мне достоверно известно, как выражаются юристы, что четырнадцать лет назад на Шаньдунском полуострове граф Мицуками убил по крайней мере одного человека, поскольку я был тому свидетелем. И я уверен, что где-то в прихожей его ждал телохранитель…

— Вы знаете, что я имею в виду, — старый ученый откинулся на спинку обитого темно-зеленым бархатом кресла, стоящего перед камином, и искалеченной артритом рукой, которая еще сохраняла некоторую подвижность, накрыл вторую, согревая распухшие скрюченные пальцы. Вопреки насмешливому тону, в его темных глазах читалась искренняя обеспокоенность.

— Знаю, — Эшер сильнее сжал длинные, запачканные чернилами пальцы жены. Проведя вместе с Карлебахом шесть недель на борту «Принцессы Шарлотты», она по-прежнему отказывалась надевать очки в его присутствии, и из-за этого — судя по тому, как выглядела лежавшая на мраморной столешнице доска для криббиджа, — потерпела сокрушительное поражение в игре. Походившая на длинноногую рыжеволосую фею, облачившуюся в воздушное кружевное платье, Лидия была слепа, как крот, искренне верила в свою неприглядность, и, насколько Эшеру было известно, появлялась в очках только перед ним, их дочерью Мирандой и, изредка, горничной Элен.

И доном Симоном Исидро.

Он продолжил:

— Но я сомневаюсь, что дон Симон имеет какое-то отношение к смерти мисс Эддингтон. У нее на шее обнаружился галстук Ричарда Хобарта, а не следы зубов.

— Вампиры питаются смертью, — угрюмо возразил Карлебах, — не только кровью. И вам, Джейми, об этом известно. Психические энергии, высвобождаемые в момент смерти, — вот что поддерживает его способность управлять умами людей. Он был осторожен. Он знал, что его могут увидеть.

— Да, но зачем вообще убивать, в данном-то случае? — Лидия подвинулась, освобождая для Эшера место на подлокотнике кресла. — Зачем убивать дочь помощника торгового инспектора в публичном месте, если в ближайшем закоулке можно найти нищего китайца? Из-за его смерти никто не станет поднимать шума.

Карлебах глубоко вздохнул и посмотрел на нее поверх очков:

— Вы тоже защищаете его, воробышек? — его густые седые брови словно топорщились слегка под напором жизненной силы.

Лидия отвела взгляд.

За те несколько часов, пока Эшер отсутствовал, кто-то — наверное, Элен, — расставил и разложил по комнате приятные мелочи, которые Лидия взяла с собой на корабль, чтобы скрасить путешествие: на зеленом бархате кресел пестрели красно-синие шелковые подушечки, на полках и на столе посреди комнаты лежали любимые ими обоими книги. Присутствовал здесь и привычный фарфоровый чайный сервиз; небесно-голубой чайник с золотыми узорами исходил паром в прохладе гостиной.

Эшер всегда чувствовал себя несколько неловко из-за того, сколько вещей его жена берет в путешествие, но сейчас его радовала сама возможность оставить за спиной холод чужеземной ночи и на мгновение вновь почувствовать себя дома, на Холиуэлл-стрит в Оксфорде.

— Кто знает, почему немертвые поступают так, как поступают? — Карлебах поднял искривленную руку, заранее пресекая любые возражения, которых, впрочем, не последовало ни от его бывшего ученика, ни от Лидии. — Вампиры перестают быть людьми в тот миг, когда покидают мир живых. Они мыслят не так, как мы. И едва ли смертный в силах понять, что ими движет.