Елена Логунова - Вкус заката

– Добрый день, проходите, присаживайтесь! – приподнявшись в кресле и спешно нащупывая ногами под столом блудные туфли, пригласила я гостью.

Кабинет у меня небольшой, меблирован скромно, но на диван для посетителей я не поскупилась. У меня отличный диван, просторный, мягкий и упругий. На нем можно не только сидеть!

Но незваная гостья мой роскошный диван проигнорировала. Она опустилась прямо на пол и уже оттуда, стоя на коленях, простонала:

– Ради всего святого, найдите ее!

– Кого?!

Поверх столешницы я видел только половину лица просительницы. У нее были большие блестящие глаза, окруженные частой сеточкой морщинок, и удивительно четко прочерченные брови. Они тянулись от переносицы галочкой с длинными горизонтальными крыльями, загнутыми на кончиках: этот рисунок очень напоминал математический символ «квадратный корень».

Я оставила попытки найти правую туфлю, скинула заодно и левую и босиком в обход стола побежала поднимать с колен странную женщину.

Она, не сопротивляясь, позволила усадить себя на диван и даже приняла кофе, который притащил мой проворный помощник. Я одним глазом заглянула в чашку, потянула носом и обоснованно предположила, что Санчо развел порошковый «Нескафе» моим алкогольным коктейлем. Должно быть, пойло получилось суровое! Но гостья выпила его одним глотком и даже не поморщилась. Впрочем, лицо у нее и без того было перекошено гримасой страдания.

– Умоляю, найдите мою девочку! – сказала она, вернув Санчо пустую чашку и освободившимися руками схватив меня за запястья.

Пальцы у нее были холодные и твердые. Я тут же вспомнила, как однажды в детстве по глупости сунула руку в тугую завитушку чугунной ограды. Чтобы ее вытащить, понадобилась помощь слесаря с ножовкой по металлу.

– Семен сказал, что вы сможете!

– Одну секундочку, уважаемая, – попросила я и аккуратно (даже без ножовки) высвободилась. – Вы посидите тут, а мне надо сделать один звоночек…

Я вышла в приемную, одними губами спросила у Санчо: «Это кто такая?!», получила такой же беззвучный ответ: «Понятия не имею!», отняла у помощника его мобильник, выскочила с ним в коридор и оттуда позвонила Семену Аркадьевичу.

– Анхен, это Тамара. Очень милая женщина, но, к сожалению, чрезмерно зацикленная на идее беззаветного служения своей семье, – как всегда невозмутимо и мягко объяснил мой добрый друг. – Тамара так истово берегла и обустраивала свой семейный очаг, что ее супруг предпочел убежать на волю. И дочка, когда подросла, похоже, тоже убежала.

– И теперь Тамара хочет ее найти, – понятливо кивнула я. – Но почему с моей помощью? Я же не сыщик!

– Зато ты знатный специалист по любовным историям, а тут, я думаю, именно такая история и есть, – ловко польстил мне собеседник. – Прошу тебя, помоги Тамаре разобраться в сюжете. Уверен, тебе и самой будет интересно. Удачи!

– И тебе, – ответила я в уже гудящую трубку.

Санчо ждал моего возвращения с вопросительно поднятыми бровями. В который раз я подумала, что его брови очерчены и подкрашены не в пример аккуратнее, чем мои собственные.

– Это Тамара, она ищет свою дочь! – шепотом передала я скудную информацию и прошла в кабинет.

Посетительница, скорчившись, сидела на моем диване в позе, какие я дотоле наблюдала только у каменных горгулий на крыше собора Парижской Богоматери. При моем появлении она распрямила спину и развернулась ко мне. Глаза у нее в самом деле были огромные, а губы казались кривыми, потому что Тамара в мое отсутствие сделала мужественную попытку пройтись по ним яркой помадой, но немного промахнулась.

– Вы найдете ее? – спросила она с надеждой. – Мою девочку? Найдете? Обещаете?

Я вздохнула и присела на свободный край дивана.

Честно говоря, ненавижу давать обещания. Зароки и клятвы в определенной ситуации бывают полезны, но на перспективу все они вредны. Времена меняются, мы меняемся вместе с ними, а данные когда-то обещания кандалами висят на ногах, лишая нас свободы передвижения по жизни. Я думаю, любые клятвы должны иметь срок давности, по истечении которого их следует внимательно пересматривать и либо пролонгировать, либо отменять. Хотя бы для того, чтобы не страдать от угрызений совести! Меня, к примеру, до сих пор мучает невольно нарушенная клятва юного пионера жить и работать под чутким руководством коммунистической партии. Не очень сильно, но все-таки! Счастье еще, что ни один из моих браков не был скреплен священными обещаниями у церковного алтаря.

Поэтому Тамаре я ответила уклончиво:

– Обещаю, что постараюсь вам помочь.

И, чтобы не акцентировать внимание на сомнительных обещаниях, перешла к делу:

– Насколько я поняла, у вас пропала дочка?

– Мариночка! – Тамара попешно расстегнула сумочку и вынула из нее фотографию. – Вот! Это она недавно для факультетской газеты снялась как победительница музыкального конкурса. Она у меня очень хорошая девочка.

Я взяла фотографию и сказала первое, что пришло в голову:

– Вы с дочерью похожи.

У Марины тоже были большие карие глаза, аккуратный прямой нос и брови характерного рисунка «квадратный корень». Длинный рот мог бы выглядеть соблазнительным, если бы девушка на снимке улыбалась хоть краешками губ. Однако она смотрела на зрителя серьезно и строго, как красноармеец на плакате «А ты записался добровольцем?».

Я тихо усмехнулась и кивнула. Да, именно так выглядят хорошие девочки, побеждающие в серьезных конкурсах, в которых и не думают участвовать девочки хорошенькие. Хотя дурнушкой Марину никто бы не назвал. Лицо у нее интересное, его бы еще немножко подрисовать, и, пожалуй, могла бы получиться красавица. Но девушка явно не научилась еще пользоваться декоративной косметикой, макияж у нее прямо-таки индейский, в стиле «Чингачгук на тропе войны». Ясно, что она очень хочет нравиться, но не знает, как этого добиться, и стесняется спрашивать. Неглупая, самолюбивая, замкнутая. Стеснительная до высокомерия. Умница, отличница. Тонкая натура в толстой колючей кожуре. Знаем мы таких…

Я мельком глянула в зеркало над диваном, встала, пересела за свой стол, положила перед собой фотографию Марины, включила диктофон и сказала:

– Хорошо, Тамара. А теперь расскажите мне все, что считаете нужным.

Ей было почти двенадцать, когда отец ушел из семьи. До этого они с матерью страшно ссорились, и однажды ночью едва не дошло до поножовщины.

Отец был пьян, когда схватился за нож и выскочил вслед за матерью из кухни, где они скандалили, вовсе не думая о том, что Маринка в спальне за тонкой перегородкой слышит их ругань. А она слышала – не все, не каждое слово, но отдельные наиболее эмоциональные выкрики, и этого было более чем достаточно.