Третий родитель (ЛП) - Уизероу Элиас

Нам оставался один год. Всего лишь год. Я уже буквально видел отчаяние в глазах родителей, которым казалось, что листы календаря переворачиваются слишком медленно. Мы уже почти прошли этот кошмар до конца.

Я часто думал о том, что отец рассказал мне той жуткой ночью в коридоре. Я размышлял о том, что он сам, должно быть, пережил, когда был ребёнком. Что ему пришлось выдержать?

Я думал, что же такого должно было произойти, что Томми убил моего деда. Только после того разговора я осознал, что несмотря на все жуткие вещи, которые Томми делал, именно раболепное подчинение моего отца позволяло нам остаться в живых. Его молчание держало гнев Томми в узде.

Вспоминая это сейчас, я просто не могу представить, какие мучения мой отец выдержал в те пять лет.

Стефани стала тихой после той ночи в марте. Я заметил, как её харизматичная личность угасает, и внезапно она превращается в неулыбчивого, молчаливого ребенка. Думаю, она не до конца осознала, что с ней произошло, а когда она выросла, её психика возвела стену, блокирующую воспоминания о той ночи.

Мои родители были чрезвычайно послушными в последний год. Они принимали участие в вечерних лекциях с повышенным энтузиазмом, и моя мать тщательно следила за тем, чтобы мы со Стефани вели себя так, как нравилось Томми.

Но я не смог выйти сухим из воды.

Томми оставил свой отпечаток на каждом в нашей семье.

Я сидел у себя в комнате за закрытой дверью. Приближался ужин, и все находились внизу, занимаясь готовкой. Было слышно, как Томми смеется где-то в гостиной.

Я листал журнал, который мне одолжил мой друг в школе. Это был Playboy. Мы разглядывали его ещё на уроках, хихикая над фотографиями обнаженных женщин. Я никогда раньше такого не видел, и это было моё первое знакомство с подобным. Моё сердце билось сильнее, чем когда-либо, и я получал удовольствие, чувствуя как что-то необычное, но приятное, разгорается внутри меня. Я попросил друга одолжить журнал, и он был не против.

Я расположился на кровати и жадно разглядывал голые фото. Мне казалось невероятным, что женщины в принципе позволяют кому-то делать такие фотографии. В какой-то момент я почувствовал, как что-то зашевелилось у меня в трусах. Моё сердце стучало, и мне было жарко. Мои щёки покраснели.

Я был на последней странице журнала, когда я услышал какой-то звук в дверях.

— Что там у тебя такое, Мэтт?

Я подскочил, уронив журнал на пол. Томми смотрел на меня, стоя у двери. Я даже не услышал, как он её открыл.

— Н-ничего, — пробормотал я, поднимая Playboy и запихивая его под подушку.

Томми подошёл ко мне:

— Кхехехехехехе.

— Я не слышал, как ты вошёл, — промямлил я, краснея.

Томми залез под подушку и вытащил журнал.

— Врать нехорошо. Я уже говорил тебе это. Чего же ты врёшь, Мэтт?

Я тяжело сглотнул. Моё сердце стучало так, что казалось, оно было готово вырваться из груди.

— Я… Прости. Я… — несчастно бормотал я, пока Томми листал страницы. Наконец, он взглянул на меня:

— Тебе это нравится?

Я знал, что не могу снова ему соврать, и поэтому кивнул, потупив взгляд в пол и краснея ещё сильнее.

Томми улыбнулся и сел рядом со мной на кровать, положив одну руку мне на колено.

— От этих картинок ты чувствуешь себя приятно?

Я кивнул ещё раз, не глядя на него.

Внезапно, Томми провёл рукой вверх по моему бедру, положил её на мою промежность и легонько сжал.

— От этого твоему пенису приятно, Мэтт?

Я отскочил. Его прикосновение напугало меня. Он убрал свою руку и засмеялся, сияя своей сплошной полосой зубов.

Томми отложил журнал и взял меня рукой за подбородок:

— Ты знаешь, как мастурбировать, Мэтт? Твой отец научил тебя этому?

Я резко выдохнул. Его холодная и гладкая рука прикасалась к моему лицу. Я не понимал, о чем он говорит, и не знал, какого ответа он от меня ждёт. Я просто беспомощно смотрел ему в глаза. Томми вздохнул:

— Может, оно и к лучшему, что он не научил. Это тонкая тема, которую, думаю, тебе следует обсуждать именно со мной. Сколько тебе сейчас? Десять?

Я кивнул, не в силах как-либо ещё пошевелиться.

Томми медленно опустил руку и сжал мой член.

— Хочешь, я покажу тебе, как это делается?

Я сжался под его хваткой:

— Нет, спасибо, Томми.

Томми мягко улыбнулся:

— Нет ничего плохого в том, что ты напуган. Вырастать — это вообще страшно, но из тебя получится симпатичный молодой человек, — он погладил меня по щеке второй рукой. Одна его рука теперь была у моей щеки, а вторая всё ещё сжимала мои гениталии. — Ты уже когда-нибудь целовался?

— Т-томми, пожалуйста… — я почувствовал, как слёзы появляются в уголках моих глаз.

Томми толкнул меня на кровать, так, что я оказался снизу и мог только беспомощно смотреть, как он приближается ко мне, придерживая мою голову своей рукой:

— Тебе не стоит бояться вырастать, Мэттью. У тебя впереди много хорошего. И просто подумай! Когда у тебя будут дети, я помогу и тебе их воспитать. Это будет… забавно!

— Отпусти, — прошептал я сквозь слезы, чувствуя его горячее дыхание на своем лице.

Томми внезапно прильнул ко мне и поцеловал, обхватив своими губами мои. Я взвизгнул от страха, почувствовав, как его язык скользнул мне в рот, а пальцы ещё сильнее сжались на моём члене. Его губы пахли гнилыми фруктами и полуразложившимся мясом, вызывая омерзительное ощущение у меня во рту.

Он накрыл мои губы своими, а затем отпрянул и прошептал:

— Что, у тебя на меня даже не встанет?

Я разрыдался, глядя на него шокированными, испуганными глазами.

Томми улыбнулся и прошептал мне в ухо:

— Ничего страшного.

Он внезапно поднялся, отпустив меня.

— Давай скорее. Там уже ужин готов.

Дрожащей рукой я вытер слёзы с лица и позволил ему помочь мне встать.

Я не был голоден.

С каждым днем июль был всё ближе и ближе, и на лицах моих родителей читалась молчаливая, отчаянная надежда, что это наконец закончится. Что всё это останется в прошлом.

Мать с отцом тщательно следили, чтобы не было ни единого повода для наказания. Они прогибались перед Томми, молясь сквозь стиснутые зубы, что мы все доживем до июля без нового происшествия.

Наконец, третьего июля мы проснулись и обнаружили, что Томми Таффи исчез. Пять лет ровно.

Мы не могли поверить в это. Он просто исчез ночью. Пока мы обыскивали весь дом, мама украдкой вытирала слёзы счастья, понимая что этот кошмар наконец завершился. После того, как мы трижды перепроверили каждый дюйм, мы собрались в гостиной и обнялись вместе, как одна семья.

Томми отправился дальше.

Наказание закончилось.

Отец отпросился с работы, и мы уехали на две недели на побережье. Во время этого отпуска я продолжал бояться, что проснусь, а рядом со мной будет стоять Томми со своей жуткой усмешкой на лице.

Но этого не произошло.

Всё и правда закончилось.

Мои родители сделали всё, что могли, дабы восстановить нашу семью и заполнить те трещины, которые образовались в нас за эти долгие пять лет. И я искренне благодарен им за это. Но такие кошмары просто не могут быть забыты.

Я не знаю, кто такой Томми Таффи и откуда он возник. Я не думаю, что когда-либо узнаю. В чем его цель? Почему он делал с нами такие мерзкие вещи? Я прокручиваю возможные ответы у себя в голове, пока не обнаруживаю слезы у себя на щеках от того, что полез в воспоминания, слишком тяжелые даже спустя столько лет. Некоторые вещи лучше просто оставить в прошлом.

Но я не забыл, что мой отец сказал мне той ужасной ночью в коридоре возле комнаты моей сестры.

Мне тридцать три, и я до сих пор не женился и не завёл детей. Я не могу так рисковать. Я не могу рисковать, что однажды этот монстр вернётся в мою жизнь. Я никогда не понимал, почему вообще мои родители решили завести детей. Ведь они оба столкнулись с Томми в детстве… Так почему мы со Стефани вообще родились?