Неряха (ЛП) - Борегар Арон
Не то, чтобы кто-то собирался приехать на День благодарения, но мы с мамой втайне шутили, что у всех гостей будет только нож для масла. Если бы это было возможно, получился бы юмористический или, по крайней мере, интересный разговор за ужином. Но такова жизнь, иногда нужно было смеяться, иначе оставалось только плакать.
Похороны прошли с чувством вины. Мы все знали, что Лиза никогда не хотела быть на земле. Во время своих биполярных перепадов настроения она часто говорила, что никогда не просила быть частью того мира, в котором мы родились и заложниками которого стали. В какой-то степени мы понимали, что сейчас она в лучшем месте. Что она никогда не была приспособлена к тому образу жизни, который нравится большинству людей. Но я чувствовала, что, хотя это и осталось невысказанным, нас всех не покидало чувство вины. Потому что в глубине души мы все знали, что немного рады ее смерти.
Мы были угнетены, но в то же время стыдились признаться в облегчении, которое испытывали от того, что это бремя закончилось. Страх и издевательства наконец-то исчезли. Для того, чтобы дойти до этого момента, потребовалось ужасное, ранящее событие, но все мы понимали, что излечения не будет. Не может быть волшебного дня, когда она проснется и все вдруг станет хорошо.
Мы слишком долго надеялись на это. Эта фантазия давно уже сгнила, уступив место изнурительной, неприятной реальности. Ужас и неустроенность стали нашим образом жизни. Пережить это было очень сложно.
После похорон в доме стало тихо. Настолько, что новая тишина была оглушительной. Я думала, что будет легче, ведь я готовилась к этому с детства, но это было не так. Это было невероятно странное ощущение - тишина, свобода, отсутствие ужаса и физического вреда. Мне нужно было чем-то заняться, чтобы отвлечься, и я занялась единственным делом, которое умела делать в нашем доме. Сделала уборку.
Моя сестра оставила после себя жуткий беспорядок на стенах и полу своей комнаты. Большинство людей не знают, что, когда кто-то умирает насильственной смертью в вашем доме, медики или судмедэксперты забирают только тело. Но пока это не произойдет, никто не понимает, что они не убирают беспорядок.
Мы только что закончили оплачивать ее похороны - денег у нас не было, - поэтому мы никак не могли заплатить профессионалу за уборку окровавленных останков. Я не хотела, чтобы мои родители были теми, кому придется снимать со стены мозги и кровь своего ребенка. Как бы мне этого ни хотелось, я должна была все убрать.
Когда я вошла в комнату, я не была готова к тому, что увидела. Конечно, я видела подобное в кино, но вживую это было совсем другое ощущение. Меня затошнило от вида разбросанных салфеток, было даже одно глазное яблоко Лизы, окруженное плотью и зажатое в частично треснувшем вентиляционном отверстии.
У меня был довольно странный момент, когда я закрыла глаза и поблагодарила свой мозг за то, что он хранил их все эти годы. Сделав еще несколько глубоких вдохов, я остановилась и взяла себя в руки, собираясь с силами, чтобы проложить себе путь.
Я налила в ведро с горячей водой немного жидкого мыла и окунула в него грязную губку. Как только набралось немного мыла и получилась нужная смесь, я отжала ее обеими руками. Пальцы, находящиеся в желтых резиновых перчатках, обильно потели, пока я начинала оттирать забрызганные стены.
В итоге уборка оказалась довольно быстрой, что удивительно, но далеко не легкой. Выгребать куски мозгового вещества из вентиляционного отверстия было очень тяжело. Пальцы с трудом захватывали битые фрагменты, которые продолжали крошиться, даже когда я сдерживала давление. В остальном стена вдоль вентиляционного отверстия оказалась вполне преодолимой, если не считать работы с остатками глазного яблока. Когда это было сделано, мне стало легче. Я все еще плакал, но наступил момент передышки... пока я не посмотрела вниз.
Эти ужасные, богом забытые, чертовы ковры. Я яростно оттирала и вытирала их несколько часов подряд. Несмотря на все усилия, ее кровь и содержимое черепа так сильно въелись в дешевое напольное покрытие, что я никак не могла вывести все это.
Мои усилия не были совсем уж безрезультатными, на коврах появились некоторые признаки выведения пятен, но все равно было очевидно, что в комнате произошло что-то недоброе. Казалось, что этот аспект будет необратим. Несмотря на не самый лучший результат, я сделала все, что могла. Это не было идеалом, но это было значительным улучшением по сравнению с бездействием.
С этого дня везде, где я жила, всегда царил блеск и чистота. Грязь, которая была в моем детстве, я всегда старалась убрать. От использованной посуды до беспорядка и грязи - все должно было быть стерильным и немарким. Когда я начала видеть грязь, это вызвало воспоминания. Ужасы, насилие, отчаяние, которые я столько раз пыталась смыть. Это было похоже на бесконечное жонглирование, все должно было быть в порядке, чтобы оставаться на шаг впереди моего прошлого.
ИДЕАЛЬНЫЙ ШТОРМ
Когда на рынок вышла модель "Бисселл SC(автономный) 1632"[1], она изменила представление об уходе за коврами. Появился новый, революционный способ избавить ковры и ковровые покрытия от отвратительной грязи, которая, как нам стыдно признаться, так или иначе скапливается в каждом доме. Переживания юности сделали мое знакомство с машиной во взрослой жизни более чем судьбоносным. Тогда я еще не знала, что в перспективе она может стать стержнем моей гибели.
Да, "SC 1632" был более чем замечательным продуктом. Он был похож на другие, выпущенные компанией "Бисселл" за всю ее замечательную историю, начавшуюся в 1876 году. Для компании, существующей уже более ста лет, она все еще не сняла ногу с педали. Модель "SC 1632", как никакая другая до нее, закрепила это мнение. Главным образом потому, что это была первая машина глубокой очистки, которую не нужно было подключать к источнику воды.
Теперь, освободившись от пресловутого поводка, не нужно было чувствовать себя ограниченным. Можно было без особых усилий навести порядок в любой комнате без необходимости прокладывать по всему дому шланг с водой, что и обусловило название "автономный". Чем больше я узнавала о нем, тем больше приходила в восторг.
Конечно, когда на крыльце нашего дома появился продавец в потертой черной жилетке и бирюзовом спортивном костюме, я не собиралась его покупать. Не потому, конечно, что не хотела, причины были скорее финансовые. Однако, в отличие от глубины нашего банковского счета, к концу вечера все ковры в нашем доме должны были быть чистыми.
В сложившейся ситуации такой исход был относительно маловероятен. Продавцом был похмельный, незаинтересованный человек, который не смог сформулировать ни одной особенности или преимущества великолепного продукта, который он представлял. Более того, он только отвлекал от него внимание, создавая впечатление растрепанного, засаленного человека, от которого у меня начался зуд. При одном только взгляде на этого грустного человека мне захотелось принять ванну. Ирландский душ показался мне наиболее подходящим вариантом. Отвратительный аромат пах пренебрежением к гигиене и "Old Spice", в сочетании с "Evan Williams" и "Marlboros".
Этот человек был не из тех, кого вы хотели бы видеть в своем доме или рядом с собой, но мне всегда было трудно отказывать людям. Бездомные, кажется, всегда могут выудить у меня доллар. Люди, которые просто хотели задать вам вопрос в универмаге, всегда добивались своего.
Так же, как я сочувствовала им, я сочувствовала продавцу. Нетрудно было понять, что он находится в нескольких глотках от своего собственного бродяжничества. Поэтому, когда он попросил меня разрешить ему провести небольшую демонстрацию, я, конечно же, сыграла роль полного пофигиста. Я не сказал ему словесного "да", но все равно позволила ему войти.
