То «заика», то «золотуха» - AnaVi
Осматриваю окружающих, в поиске тёмной макушки и самого Сер-жа, с выбритыми, «молодёжно», висками — и нахожу его «при деле». «Своём»! А до неё и её — и никакого нет. Пьёт себе… с почти лысым русым другом в сторонке… и ничего. Разве что — поделив на двоих любовь к тёмно-зелёному цвету в дутых жилетах и тёмно-серым спортивным костюмам, заправленным в высокие серые кроссовки. Будто бы и не сговариваясь. Но на деле… «Плевать»! Стоят себе вдвоём — и в ус не дуют… Молодцы!.. «Раньше я представляла себе ад — в виде комнаты, где всё, вот «абсолютно» всё, выполнено сугубо в розовом свете и цвете… В розовых тонах! И розовых же оттенках… Этакие и пятьдесят оттенков розового! «РКБ»! Личный ад. И личный же сорт… Но! Всё же взаимосвязано: сорт — смерть — ад! Красота…». Среди бегущих! Кхм… «Розовое! Все и всё… Люди — тоже! Но сейчас, вновь и вновь осматривая эту гоп-компанию, понимаю, что отныне моим «личным адом» — будет компания алкоголиков-проповедов-философов!».
— Я не хочу, чтобы она слушала то, что мы здесь обсуждаем!
Какие мы — циничные и принципиальные… «Аж бесит!». Не так сказала… «Бесит», что мы с ней в этом — «так» похожи! Уж если вцепимся во что-то иль кого-то — хрен же отпустим… сами. И надо же… Хоть где-то, наконец, проявилось наше с ней родство! Та-дам!.. «Вот, что я люблю». Раскрытие и вскрытие — «под конец». Не «оленей»!.. Но и — определённо в лесу! Тут — какая-то своя атмосфера… для этого… всего. Хотя… Кто-то же точно сегодня уйдёт и пойдёт же к себе домой — на «рогах». А вот от какой именно «измены» — каждый решит для себя сам: в процессе.
— Анька права, Люсь! Вдруг, наслушавшись всего этого, она и рожать не захочет…
— А я и не захочу! — Широко улыбаюсь, резко прерывая «третью-же-мать».
«Третью», как уже водится, не по порядку, а «по значению», для сегодняшней же всё и здесь-сейчас коалиции #яжматерей, «Юлу». Жену же и того же самого всё светловолосого друга — Дэниса! Из рубрики: «Тупой и ещё тупее». А и точнее: «Худой и ещё толстее»! Но и, как ни странно, бесящую меня — чуть меньше остальных. Ведь ещё и не выделяющуюся особо на фоне, как и «своего» же всё тёмно-коричневого большого бревна, да и таким же своим костюмом: «цвет в цвет». С кроссовками и жилеткой же — под и в «цвет ночи». И короткими же волосами — в цвет костра. «Не ведьма…». Но и сжигать бы было — жалко! Да и сын у неё — ничего. Опять же, как и в случае с той девчонкой, будучи — «вне зоны действия сети», ака «моего обзора». Прекрасный парень! «Нечего сказать…». Ну и разве что ещё — старше её. И почти что — ровесник мне. Что так. Да и что «этак»… А слова же, «что надо», уложили на лопатки — похлеще стопки «белой». «Словесный апперкот!». Даже мужья этих самых же моих-не-моих подруг дней суровых — обернулись и воззрились в непонимании на меня. «Добрый вечер! А что это значит?.. Я наконец-то привлекла ваше внимание? Я рада! А вы?..». Да будто мне и дело есть!
— Что, прости?
«Кому должна — …». И голос, кажись, пропал… «Эффект достигнут!». Я добилась! Пора же теперь расшифровать — попроще… «Для эрудитов и сугубо понимающих»: так сказать. Для особых… «особенных интеллектуалов». Сейчас. Здесь и… Всегда!
— Я как-то неправильно выразилась?.. Не «по-русски»?! Я. Не. Собираюсь. Рожать! — Повторяю дотошно и дословно. Выделяя и разделяя, подавая каждое своё слово, в последнем же своём предложении, отдельно им и друг за другом вновь. — По крайней мере — не сейчас. Может, лет так… через двадцать… — но, когда прибавляю в уме к уже имеющимся же своим семнадцати, кривлюсь: можно же и ещё взять, да и ещё накинуть, — …пять! Да и вообще — хочу ребёнка из детдома! Где-то — «так же»… лет пяти. Не хочу вот — подобного… — насильно проглатываю «отродья» и указываю головой, не рукой и не пальцем, конечно, я же такая «вежливая», прямо и «пай-девочка», «припевочка из Choco Pie», «нарисовалась — не сотрёшь», на мальчика в руках… «Анн-ы».
«Забавно, я даже в мыслях — её по имени называю!.. Когда же она стала для меня не «мамой», «матерью», а просто… «Аннабель»? Когда и стала… «Анной»?.. «Аней»… Да и «тётей Аней»! Не говоря уж и об отчестве… с полным именем. И не припомнишь же! Что ж… Да… Что у пьяного на уме… Глядишь — скоро будет и на языке! Демоны же — по мыслям… Это ангелы — по словам. Перейму у них это и… Тем более что и они, «светлячки», куда более приближены — к… «челяди». А тут «они» — все, как на подбор. И я — как самая же тьма из тьмы. И… «Дядька Черномор»! И смешно. И плакать хочется…».
Компания пребывала в шоке от моих слов, а я же была спокойна, как удав. Впервые! Хоть и помнится… А!.. Ну, Аннабель мне и сказала… Она мне и говорила о том, что я: слишком много стала говорить. Но разве это плохо? Ведь и даже если я и отхвачу… А что и скорее всего — разъярённый и мечущий молнии в меня, громыхая же ещё при этом и параллельно голосом, взгляд Анны: не предвещал ничего хорошего… Я буду точно знать, что «получила» — за дело. И что свою позицию — отстояла! А не трусливо убежала, поджав хвост… «Да, Ань! Я теперь — не прячу глазки в пол от проступка. Не прячу их и от «грязного слова», сказанного при тебе… А порой — и тебе же. Да… Я теперь — другая!». «Я теперь — гуляю!». Как меня занесло-то, однако!.. Здравствуйте… «Другая». Да! Иная… Пора бы уже и привыкнуть! Хотя бы — и начать…
Да вот и только каким-то образом ощутив, что говорят о нём, ребёнок в её руках зашевелился, завошкался и… как-то даже тихо заныл. А там — и почти что «завыл»… Вновь перетягивая всё внимание, как одеяло и с меня же, на себя! «Надеюсь, во
