Темнота - Роман Лукьянов
Кроме стопок музыкальных пластинок, старых календарей и скрученных матрасов, Джек заметил в дальнем углу еще одну любопытную вещицу – большой грузный сундук.
Но это был не просто сундук, куда сваливают грязные никому не нужные вещи, обитый ржавым металлом, выкрашенный в блеклые зеленые или коричневые цвета.
Сундук был изящно расписан.
Как в церкви. Только не так скучно.
Корпус его украшали сцены из цирковых представлений, разные сценки были втиснуты в небольше овалы, по краям тянулись черные точки аплодирующих зрителей, россыпью они украшали деревянные стенки сундука.
В одной из сцен – мужчина в черном трико в белый горошек стоял на лошади кверх ногами.
На другой – слон поднимал вверх прекрасную женщину в синем платья, пока хобот кружился высоко в воздухе, та ловко крутила одной рукой обруч, а другой размахивала ярким алым платком.
Были еще сцены с клоунами, метателями ножей, глотателями шпаг, людьми, извергающими изо рта огонь и еще много чего интересного.
У Джека радостно сверкали глаза, когда он рассматривал эти картинки, они оживали перед его взором и наполнялись неподдельной жизнью, он действительно слышал звуки аплодисментов, действительно охал и ахал, когда слон поднимал женщину вверх, вместе со всеми он до боли в животе смеялся над нелепыми клоунами, у которых постоянно сползали штаны.
Неужели это то, что я думаю? И внутри спрятан реквизит клоунов, фокусников, силачей, глотателей шпаг?
От этой мысли рот Джека скривился в улыбки.
Он забыл о том, где он находится и что только что трясся от страха, когда поднимался сюда по темной кривой лестнице.
Он подошел ближе к сундуку.
Тот выглядел неподъемным, с аляповатыми ручками. Высотой чуть выше плечей. Почти до подбородка.
Здесь может поместиться хоть вся цирковая труппа.
Джек встал на носочки и дернул за металлическое кольцо.
Сундук со скрипом отворился.
Хоть внутри и не оказалось шпаг и забавных клоунских штук, это нисколько не огорчило Джека, потому что сундук был полон разных игрушек.
От их количества у него даже закружилась голова.
Гарцующие деревянные лошадки, клоуны в смешных балахонах, жестяные барабаны, кролики в фартуках, фарфоровые куколки в зелененьких, синеньких, лиловых платьицах, оловянные солдатики, бесстрашные рыцари, мушкетеры, стражники, отважная пехота со штыками готовыми к бою, разные домики – замки, театры, больницы, свинцовые локомотивы, паровозы, разрисованные эмалевой краской машинки, гимнасты, снеговики, плюшевые обезьянки, тигры, крокодилы, корабли с бумажной парусиной, деревянные кубики, мячики; казалось он слышал цоканье капыт по брусчатки, лай собак, блеяние овец, гневные вопли королей, пафосные монологи актеров, старые романтические баллады под лютню, надоедливые клаксоны автомобилей, все гремело, звенело, хлопало и взрывалось, будто фейерверки, выпущенные в ночное небо или разорвавшиеся под самым носом петарды.
Джек лихорадочно копался внутри.
Брал какую-нибудь игрушку, вертел ее в руках, потом клал обратно и тащил к свету уже что-то новое, волнующее.
Все хотелось взять, потрогать, рассмотреть поближе.
Самое интересное он складывал подле себя, чтобы забрать в комнату.
Скоро гора рядом с ним стала такой высокой и внушительной, что Джек решил – это уже слишком, так много он не унесет, да и не зачем.
Еще вернусь. А пока хватит и этого.
Час назад у него не было ничего. А сейчас целый арсенал веселья и радости.
Джек даже забыл о тех детях на улице.
Все его мысли были о том, какую грандиозный спектакль он сможет разыграть с помощью всего этого пестрого богатства.
Устав от копошения и рыться, Джек решил закругляться.
Просьба матери была похоронена вместе с остальными мыслями о внешнем мире.
Одной рукой Джек зачерпнул горсть игрушек, второй прижал их к животу, потом еще раз сунул свободную руку в сундук, еще раз, еще раз, пока наконец не понял, что больше он не унесет.
Оставалось дело за малым – донести все это до его комнаты.
По дороге к лестнице, когда Джек только пытался найти подходящий ритм движения, несколько игрушек с шумом упали на пол.
Вот бы подобрать. Что это было? Солдатики?
Но останавливаться, нагибаться, рисковать тем, что все посыпется и затеряется среди окружавшего хлама, было рискованно
Поэтому Джек решил пожертвовать несколькими дезертирами ради всего остального отряда.
Он медленно ковылял по направлению к лестнице.
Шум на улице усилился. Дождь стал свирепее и беспощаднее обрушивать своих цепных псов на крышу дома.
Трещали балки.
Казалась, одна вот-вот не выдержит и лопнет, как тоненький прутик.
Джек спешил к своему маяку, к спасительному свету, где оно не сможет его схватить, не решится зайти туда, где он играл и смеялся, где над ним, словно раскаленная звезда, сверкала яркая лампочка, прогоняющая стучащие в дверь тени.
Опять эта лестница. Поскорее бы спуститься. Вернусь уже завтра. Когда будет светло.
Перед ним опять всеми своими явными и неявными фокусами заиграл всепоглощающий мрак.
Колючие углы, вязкие ступеньки, запах истлевшего дерева, сквозняк и скрип половиц.
Вдруг свет на чердаке погас.
Джек только начавший свое нисхождение, замер.
Тело его стало твердым, как камень.
Это лампочка? Да, это она. Наверняка, перегорела, может свет отключили.
Тут Джек услышал шум грома.
И что-то еще…
Он прислушался внимательнее.
Тишина.
Потом опять гром, только еще свирепее.
Будто вот-вот в крышу дома ударит молния. И разнесет ее, как кукольный замок.
Джек прислушался вновь.
Тишина.
Мне показалось.
Он сделал еще пару шагов. Каждое движение давалось с трудом, будто на ноги повесили тяжелые гири.
Еще одна ступенька.
Еще одна.
Ничего не видно.
Когда уже кончится эта лестница.
Еще. Еще. Еще.
Но лестница не кончалась.
Джек хотел бросить игрушки, оставить все свое богатство здесь, среди крыс и пауков, и что есть сил побежать вниз. Но он только и мог, что идти и идти.
Иногда казалось, что он не спускается, а наоборот – поднимается вверх и что там, над его головой – мелькает тоненькая полоска света.
Он идет и идет.
Идет медленно. Вслушиваясь в каждый шорох и скрип.
Еще. Еще.
Мама. Мама.
Джек звал свою маму. Но не единого слово не выходило из его рта.
Гром подбирался ближе. И вместе с ним что-то еще.
Только бахнет в небе и будто позади него тоже раздается звук, только тише, едва различимо, словно откуда-то издалека.
Но он же знает, оно здесь, рядом.
Еще одна. Еще одна. Еще…
Раздался сильный грохот.
Заблеяли овцы, свирепо закричали короли, гудки машин хором сплелись в одну механическую симфонию.
Металл бился о металл.
Трещало дерево.
Горсть звуков эхом разлетелась по пустым коридорам, туда вниз, вдоль фамильных портретов,
