Хидеюки Кикути - Ди, охотник на вампиров

Коляска тронулась.

— Она довольно привлекательна для человека, не так ли? — буркнула Лармика, вглядываясь в лицо лежащей без сознания Дорис.

— Именно так. Когда я был человеком, она была мне как дочь, и я никогда не смотрел на нее иначе. Но сейчас я вижу, как она прекрасна, и удивляюсь, что это я раньше не попытался приударить за нею… Если честно, я хочу попросить милорда графа об одной милости: возможно, он позволит мне испить каплю-другую ее сладкой горячей крови в награду за мой тяжкий труд — хотя, конечно, я не столь дерзок, чтобы надеяться, что меня допустят к этой нежной шейке.

Подобные слова произнес добрый, верный старый доктор?! Он настолько погрузился в мечты о том, как будет смаковать кровь девушки, которую всего лишь два дня назад защищал, рискуя собственной жизнью, что даже заскрежетал зубами от предвкушения.

Сзади раздался веселый голосок Лармики:

— Это после, а пока позволь вручить тебе вознаграждение лично от меня!

Не дав старику времени обернуться, девушка выхватила припрятанную до поры стальную стрелу и вонзила ее в сердце бывшего доктора, мгновенно убив его. Спихнув мертвое тело на землю, Лармика, грациозно проплыв по воздуху, опустилась на место кучера и тут же остановила лошадей. Украдкой метнув взгляд в чащу, она заметила про себя: «Отец наверняка придет в ярость, но я не могу позволить ему ввести низкого человеческого червя в знатную семью Ли — тем более в качестве невесты. — Вспыхнувшие злобой глаза вампирши остановились на все еще лежащей без движения Дорис. Где-то вдалеке завыл волк. — Девчонка, теперь я покажу тебе твое истинное место: разорву на части, прежде чем доставить отцу».

Руки Лармики потянулись к горлу Дорис. Ногти сверкали, точно бритвы.

Посреди леса, ночной порой — кто мог защитить бесчувственную девушку, не ведающую о нависшей над ней смертной угрозе?

Никто.

И вдруг…

Странное, жуткое ощущение овладело Лармикой. Нервы натянулись и запылали, клетки — все до единой — принялись разрушаться с немыслимой скоростью. Черная сукровица выступила из пор тающей плоти, а внутренности скрутило рвотным позывом, словно содержимое желудка разом хлынуло наружу. Вот на что походило это чувство.

Лармике показалось, что ночь внезапно обратилась знойным полднем. Знакомый запах ударил девушке в нос.

Она не знала, сколько времени прошло с этого момента. Во тьме за ее спиной сиял крошечный огонек. Очевидно, нежданный свидетель услышал страдальческие крики Лармики, поскольку рядом зашуршала трава: кто-то осторожно приближался к коляске. В руке пришельца курилась свеча — благовонная временная ловушка…

Парировав третий удар мачете, Ди вновь взлетел в воздух. Стороннему наблюдателю этот прыжок мог бы показаться бегством.

Каждый раз, когда Ди переходил в атаку, бронзовый гигант заслонял глаза — очевидно, единственное его слабое место — массивной дубинкой или рукой.

— Задай им, Ди!

На возбужденный голосок Дэна Голем ответил хохотом:

— Глянь, как вопит из-за тебя кроха…

Фраза оборвалась на полуслове.

Четыре пары глаз, следивших за дерущимися, чуть не выкатились из глазниц. Никто из зрителей так и не понял, что произошло.

Правая нога Ди была отставлена назад — для равновесия, острие занесенного меча смотрело в землю. Движения клинка никто не заметил, словно часть фильма вырезали при монтаже, но лезвие нырнуло прямо в разинутый смеющийся рот Голема.

Мутант, каприз природы, этот великан умело контролировал твердость поверхностной мускулатуры, но под ней его тело оставалось таким же мягким, как и у любого другого живого существа. Меч Ди проник в единственную — кроме глаз — брешь в защите противника и пошел вперед, рассекая все на своем пути.

Ди, должно быть, наметил точку удара, когда обнаружил, что кожа гиганта непроницаема, но то, как он сделал выпад — молниеносно, буквально в мгновение ока, со скоростью, недоступной глазу, — любой назвал бы не иначе, как чудом.

— Га-а-а-х…

Воистину забавно: крик сорвался с губ сраженного великана лишь несколько секунд спустя. Массивное туловище рухнуло назад, быстро обмякнув, а Ди шагнул ближе и одним бесстрастным ударом расколол череп противника. На этот раз гигант не издал ни звука. Вид павшего товарища, окутанного облаком кровавого тумана, более алого, чем даже заходящее солнце, привел его ошеломленных, завороженных спутников в чувство.

— Похоже, ты сделал его, сопляк. Моя очередь, — прохрипел Хала, но не успел бандит и шага ступить, как его опередил человек-шило — Бурав.

— Какая скорость! Парень, я готов бросить на кон жизнь, чтобы проверить, что быстрее — мои ноги или твой чертов меч.

Бурав перелетел с одного места на другое так стремительно, точно оседлал ветер, и теперь стоял перед Ди, широко и радостно улыбаясь. Была ли то самоуверенность, или в разбойнике, встретившем сильнейшего противника в своей жизни, заиграла лихая кровь?

Ди поднял меч на уровень груди, направив острие прямо в сердце Бурава.

И в тот же миг его противник исчез.

Дэн охнул.

В кустах слева от Ди, у подножия статуи справа, прямо за спиной — охотника окружил целый хоровод бесчисленных Буравов.

Бурав — человек с обтекаемым телом, похожий на инструмент, подаривший ему кличку. Результат мутации, он получил возможность развивать сверхчеловеческую скорость — около трехсот миль в час. Ни один волос на его теле не подвергся изменению, да и лицо не отличалось ничем особенным: он естественным для себя образом снижал во время своих головокружительных бросков сопротивление ветра.

Помимо сверхскоростного движения, были у него и другие таланты. Бурав бежал, замирал на миг, бросался вперед и опять застывал, и так снова и снова, а в воздухе за ним повисали остаточные изображения.

Когда враг перед тобой двоится, троится, множится и перемещается в мгновение ока — какого бойца это не собьет с толку? Откройся хоть на секунду — и все Буравы, спереди и сзади, слева и справа, взмахнув тонкими ножами-финками, ринутся на тебя. Драться с одним Буравом было все равно что встретиться с дюжиной противников.

Неудивительно, что ловкий стрелок О’Рейли не успел еще выхватить из кобуры пистолет, как уже свалился от удара в затылок.

«Сейчас Ди убьют!»

В глазах Дэна блеснули слезы — не страха, но прощания.

Между тем самым напуганным был не кто иной, как носящийся кругами Бурав:

«— Дело не в том, что ублюдок не может пошевелиться; он словно не позволяет себе сдвинуться с места!»

И верно. Полуприкрыв глаза, Ди стоял, точно окаменев. Бурав лучше кого бы то ни было знал, что такая тактика — лучший способ нейтрализовать его дезориентирующее верчение.