Наталья Калинина - Ледяной поцелуй страха

— Конечно, выйдем, — мягко произнесла она, гладя Настю по рыжим волосам. — Это у меня писательский интерес — найти материалы! Кстати, время до вечера еще есть, я могу заняться поисками записей.

— Вот неугомонная! — усмехнулась, отстраняясь, Настя. — Лучше отдохни. Вдруг нам придется всю ночь идти? И вспомни, что мы решили держаться все вместе! Андрей был против наших прогулок по поселку.

— Но мы уже исследовали его и не обнаружили ничего опасного.

— Ага, при этом кто-то наблюдал за вами из-за шторки, — хмыкнула Настя. — А в лесу на заброшенном кладбище мы обнаружили наши могилы. Ничего опасного. Невинные шутки, способные до инфаркта довести.

— Настя, если бы нас хотели убить, нас бы просто отравили едой.

— Слушай, это пусть твои героини, теряя голову от любопытства и совершенно забывая об опасности, бросаются в сомнительные авантюры: исследуют в одиночестве заброшенные фабрики, разгуливают по ночам на кладбищах, купаются в «проклятых» озерах. А ты не вздумай! Это лишь в романах героиню в нужный момент спасает прекрасный принц, а в нашей ситуации кто отправится за тобой? Вон один «принц» чуть с ума от страха не сошел, лишь увидев крест со своим именем. А на Андрее ответственность за ребенка. Нет в этом романе принца для тебя. Так что думай, нужны тебе приключения или нет.

Полина слабо улыбнулась и, заметив, что Настя рассматривает заштрихованную размашистыми линиями страницу, пояснила:

— Никита сказал, что это — Мака.

— Мака? — приподняла брови Настя, не отрывая взгляда от рисунка, скрытого штриховкой.

— Да. Мы придумывали на ходу сказку и делали к ней иллюстрации. Я нарисовала волка и сказала, что зайчонок его боится, но обязательно победит. А Никита ответил, что волк его не напугает, только Мака. Я спросила, кто это и почему он его… или ее, боится. Тогда Никита нарисовал рожу с огромными глазами и длинным ртом и сказал, что это — Мака, у которого по ночам светятся глаза.

— Жуть какая. У детей свои страхи…

— Точно, — вздохнула Полина и, закрыв тетрадь, опять сменила тему:

— Ты уверена, что с Геннадием все будет в порядке? Сходить бы, проверить.

— Не знаю, стоит ли его тревожить.

— Я пройдусь, постучу тихонько. Если не ответит, уйду, — сказала Полина, направляясь к двери.

— Только туда и обратно! — строго сказала Настя. Но подруга уже вышла.

Настя подождала немного и выглянула в коридор. Так и есть! Полина прошла мимо их номера и уже подошла к лестнице, ведущей вниз.

— Вижу-вижу! — крикнула Настя. — Нехорошо обманывать!

— Я не обманула. Геннадий спит, я не стала его тревожить, — ответила, оглянувшись на ее оклик, Полина.

— Скажи еще, что задумалась и прошла мимо нашего номера. Я тебя знаю: пошла ведь материал собирать.

— Насть, я только туда и обратно! Возьму пару гроссбухов и вернусь. Жалко время терять, когда можно поискать ответы на наши вопросы. Вдруг что полезное найду!

— Что с тобой поделать, — проворчала Настя, торопливо хватая со стола ключи. — Одну я тебя не отпущу! Помогу дотащить эти твои гроссбухи или что ты там собираешься взять.

А как быть иначе: одну подругу она не отпустит. Никого родней Полины у нее нет.

Родители в воспитании Насти соблюдали нейтралитет: присылали к праздникам обязательные подарки, но навестили дочь за все годы до ее выпуска из школы раза три. И только когда встал вопрос, в какой ей поступать университет, вмешались. Оказывается, родителями заранее был выбран для дочери достойный, по их мнению, вуз, диплом которого плюс отцовские связи и положение обеспечили бы Насте блестящее будущее на поприще международных связей. Только у самой девушки никто не спросил, согласна ли она с таким выбором. А она уже давно решила для себя, чем собирается заниматься: старый Джованни указал ей путь. Но, видя, что родителей не переубедить, Настя спорить не стала, поступила в тот вуз, в который ей приготовили дорогу, а когда страсти улеглись, тихонько забрала документы и перевелась в тот университет, в который желала поступить. В среде творческой молодежи она чувствовала себя куда уютней, чем в среде «золотой молодежи». Хватит, один раз за нее уже решили.

Скандал, конечно, разразился грандиозный: родители даже прилетели, чтобы наставить на путь истинный неразумную дочь и восстановить ее в престижном вузе. Война вышла кровопролитной и проложила неимоверную пропасть между родителями и ставшими на одну сторону Насти с бабушкой. Но, однако, победа — тяжелая, выцарапанная — осталась за девушкой. Не то чтобы ей позволили учиться в выбранном месте, от нее попросту отреклись как от дочери. «Они отказались от меня еще до рождения, — горько сказала Настя потом бабушке. — Так что, ба, мы ничего не потеряли».

На втором курсе она впервые влюбилась. Чувство было взаимным, и Настя, опьяненная им, пропустила начало и стремительное развитие болезни бабушки. А старушка, угадав в начале скорый конец, скрывала от влюбленной внучки свою боль и плохое самочувствие. И только когда бабушку отвезли на «Скорой» в больницу, Настя очнулась. Счастливый сон развеялся, и наступил затяжной кошмар, от которого нельзя было очнуться. Погруженная в его затягивающую трясину, девушка забыла и об учебе, и о молодом человеке. Пожилой врач, внешне похожий на Джованни, откровенно сказал Насте, что шансов на выздоровление у бабушки очень мало. «Она уже не молодой человек. И стадия такая, что не оставляет надежд».

В ту ночь после разговора с врачом Настя впервые за долгое время позвонила родителям. «Я положу ее в швейцарскую клинику! — ответила мать. — Ее там вылечат, а тут и не…» — «Она не поедет», — возразила Настя. «Ну как это не поедет! Еще как и поедет! Здесь — уход и лечение, а там, у вас…» — «Здесь тоже уход и лечение!» — выкрикнула, закипая, Настя. «Ну кто там за ней ухаживает? Сиделок нет, медсестер…» — «Я за ней ухаживаю!»

Они поспорили — жестко, с оскорблениями и упреками с обеих сторон. «Что ты от меня хочешь?!» — в сердцах выкрикнула мать под конец разговора. «Чтобы ты приехала, — ответила Настя. — Только это. Она твоя мать». — «Мы сейчас не можем! Именно сейчас не можем! Если бы родители были тебе хоть немного дороги, ты бы знала, что сейчас у твоего отца неприятности. Ему нельзя улетать! А бросить его в такой момент я тоже не могу!» — «А мать? Бросить свою мать в такой момент?! Ладно меня, но ее?..» В трубке раздались гудки. Настя надеялась, что мама одумается, прилетит. Но на счете лишь появился очередной перевод — крупный, способный оплатить бабушке лечение в хорошей клинике на год вперед. Настя не сняла с него ни копейки: жили небогато, но сбережения имелись, их и хватило на все необходимое. Но, несмотря на уход и терапию, через месяц бабушки не стало.