Елена Артамонова - Большая книга ужасов – 54 (сборник)
Сережка и Танька устроились на диване, я оккупировала уютное кресло, а Петр Филимонович сел за стол, извлек из нагрудного кармана футляр с очками и склонился над дневником:
– Ого, ребятки, что это – страшная сказка?
– Судя по всему – да. А как вы догадались? – спросила я.
– Тут и гадать нечего – на одной странице демоны, на другой – ожившие трупы. Я – то думал, что только нынешние юнцы помешались на «ужастиках». Оказывается, и раньше встречались подобные чудаки. Вам как читать – с начала, конца или середины?
– Лучше бы от начала и до конца, – скромненько попросила Танька.
– Не заскучаете? Все начинается с сетований. Автор этих строк с ужасом представляет, каково ему придется среди дремучих лесов, непролазных сугробов, бурых медведей, мороза и невежественных мужиков. Иными словами, молодой человек собрался в Россию на заработки.
– Да, это не самое интересное место в дневнике, – хихикнул Сережка.
– Так… – Петр Филимонович поправил сползшие на нос очки, – наш приятель приехал в Санкт-Петербург, где и познакомился с графом В. Имя этого человека он не расшифровывает. Дальше сплошные рассуждения о живописи, в частности, о наших ландшафтах и освещении. Освещение ему не нравится, у нас, видите ли, солнце не такое, как в Италии. Да, жарища у них – мало не покажется. Но это, как говорится, дело вкуса. Забыл, видно, паренек, что со своим уставом в чужой монастырь не ходят. В общем, он нашел работу и поехал вместе с графом В. в его поместье…
В комнату влетел запыхавшийся Петька с кексом в руке:
– Я не опоздал?
– Еще ничего не произошло, – успокоила его Танька.
– Петр, накрывай на стол.
Если быть откровенной, чаепитие никого, кроме Петькиного дедушки, не вдохновляло, но мы чинно расселись за столом и выкушали по чашке ароматного напитка. Только после этого он продолжил:
– Далее стоит новая дата, то есть прошел примерно месяц после появления в России этого гордого иностранца. Хм… Il mio cor sidivide[1], иными словами, его сердце разбилось вдребезги, интересно почему? Ah, cara! Ah, cara![2] – то есть парень встретил какую – то красотку. Охи-вздохи под луной. Felicitá[3]. Осчастливила его некая Софи… Стоп! Далее идут довольно откровенные подробности. Вам, ребятки, придется запастись терпением – вы узнаете их только после наступления совершеннолетия. Самое гнусное – Софи оказалась женой графа. До чего же бессовестный тип – сперва ругает все и вся, потом нанимается на службу и мечтает о жене своего благодетеля! Тьфу!
– А если это любовь? – мечтательно произнесла Танька.
– Есть такое понятие, как порядочность. Откуда у вас, молодые люди, это повествование?
– Из семейного архива. – Комментарии Петькиного деда раздражали, и я решительно добавила: – Этот тип, равно как и Софи – графиня София Вольская, имеют прямое отношение к моему роду.
– Барышева, ты что – графиня, – Панкратова смотрела с восторгом и недоверием, – и все это время молчала? Могла бы Кольке Потоцкому нос утереть, он всех достал своими дворянскими корнями.
Я предпочла промолчать, а Петр Филимонович невозмутимо продолжал:
– Началась чертовщина. Софи, которую твой родственничек ласково величает Diavolessa[4], открыла какие – то врата… не пойму. Вход в бездну, что ли. Дальше совсем непонятно – при чем здесь живопись, творчество, создание миров? Демоны оживили картины… Бред!
Из-за спины Петра Филимоновича я увидела начертанный на странице дневника лабиринт:
– Что говорится об этом символе?
– Посмотрим. Молодой человек пишет примерно следующее, почти дословно: «Я даже не знаю, что на самом деле означает этот знак. Начертанный на обломках египетских древностей, он отпечатался в глазах навсегда. Мне не дано забывать увиденное. Моею волей он стал символом и ключом к созданному миру кошмаров. Главное – желать. Это приходит через душу. Я мог бы выбрать что угодно – рисунок, цветок, слово, созвучие нот, неважно, ритуалы вторичны. Только воля человека впускает в мир Хаос. Эти видения с детства преследовали меня. Я пытался отобразить их, но тщетно. Из-под руки выходили жалкие подобия живших в моем мозгу образов. Софи дала мне силу. Избавила от муки неудовлетворенности. Холсты были мертвы, но теперь я мог творить новую, живую Вселенную…» – Петр Филимонович замолчал. Меня поразила та легкость, с которой он переводил незнакомый текст. Похоже, Петькин дедушка вошел во вкус. – Да… сперва любовные похождения, потом заумные рассуждения. Уверен – этот парень плохо кончил.
– А дальше?
– Дальше, Виктория, в том же духе. Я плохо понимаю. Тут в основном рисунки, рисунки. Он пишет о демонах с красными глазами, пыльных мертвецах, способных видеть сквозь землю и проходить через нее. Надо же – пыльные мертвецы! Да еще и подслеповатые, способные различать только яркие цвета. Целый паноптикум – демоны, монстры, и у всех одна забота – погубить наш мир. Ему бы сценарии в Голливуде писать. По-моему, ребятки, парень знаком с белой горячкой не понаслышке. Был у меня один приятель, механик с «Лиры», дельный мужик, толковый, но запойный. Стоило ему напиться, как начиналось веселье – хари волосатые с хоботами вместо носов мерещились, а последнее время все русалка, говорит, доставала, неземной красоты, но вся от головы до хвоста синяя, звала и звала к себе. Ну, он и пошел с шестого этажа…
– То есть с помощью магической силы Софии этот художник воплотил свои видения в реальность?
– Не увлекайся, Петр. Где твой здравый смысл? Парень просто свихнулся и возомнил себя богом. На самом деле не было ничего. Сто пятьдесят лет прошло, а солнце как светило, так и светит. Где эти демоны, которые якобы разбрелись по Земле? Знал бы – не стал переводить!
– Но Петр Филимонович, пожалуйста, дочитайте. Это очень важно.
Он пропустил несколько страниц, ткнул пальцем в текст:
– Зло несовершенно, в нем можно найти трещинку. – Я чуть не вскрикнула от неожиданности. Именно так говорил Незнакомец в Черном, а Петр Филимонович продолжал чтение: – Поэтому оно попало в ловушку. Я создал этот кошмарный мир, задал правила игры и потому знаю, как одержать в ней победу. Но демоны с каждым часом набирают силу, все труднее противостоять им… – старик перевернул страницу, – теперь этот псих кается, молит о заступничестве Деву Марию. Поверьте мне, ребятки – это похмелье. Ого! Красотка Софи беременна. Допрыгались. Далее следуют рассуждения о спасении и искуплении. Все, basta![5] Выражаясь простым итальянским языком – finita la commedia[6]. Петр, у меня на верстаке коробочка, принеси таблетки. Давление скачет.
– Петр Филимонович, миленький, продолжайте, прошу вас. Смотрите, у меня на шее тот самый амулет с лабиринтом. Это тайна нашего рода, только вы можете ее раскрыть. Читайте же, читайте…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});