Мать извела меня, папа сожрал меня. Сказки на новый лад - Петрушевская Людмила Стефановна
В тот первый вечер своего знакомства они проговорили до темноты, опьяненные любовью и ароматами жарящегося на вертеле поросенка — молодого бородавочника, которого мальчишки забили копьями в зарослях за общественным пляжем. Следующие месяцы Дезире и Аксель обменивались любовными письмами сквозь трещину в стене, а когда удавалось — сбегали на тайные свидания к рукаву ручья на пастбище за школой. Там они лежали в объятиях друг друга на дне старой шлюпки, сидевшей в сорняках на мели. Порой за целый вечер они шептали только «я тебя люблю», снова и снова, совсем позабыв, что секунду назад уже это говорили, — и сердца их трепетали от этих слов, в сотый раз сказанных или услышанных.
Всего за неделю до очередного Парада Русалок Аксель написал Дезире: «Давай встретимся на сломанном чертовом колесе», — имея в виду старую заброшенную часть парка развлечений, где в один роковой летний день не выдержал настил пирса, и все аттракционы рухнули в воду.
Так что весь парад, таща по Бульвару Ламинарий аквариум с рыжей русалкой, Дезире грызла ногти и скусывала заусенцы, пока по руке не потекла водянистая кровь. Она ждала, что сегодня Аксель сделает ей предложение — в конфетно-разноцветных часовенках Сан-Жижико мужем и женой могла стать любая пара старше тринадцати лет. Замужество было пределом ее мечтаний, и от одной мысли о разочаровании Дезире скрипела зубами, грызла ногти и обсасывала кончики волос.
Когда парад закончился, она еле дождалась сумерек, чтобы отправиться на пирс. Костюм сменился на коктейльное платье, сшитое Мирандой из гладкого темно-синего кимоно, которое та стащила из шкафа надзирательницы. На коротких рукавах болталось по золотой кисточке, а по сатину шел узор из раскрытых зонтиков и бабочек. Миранда велела сестре поцеловать самый кончик губной помады, чтобы нежный оттенок лишь слегка тронул их, но вся эта красота осталась на сигарете, выкуренной по дороге через пляж. Впереди на фоне вечернего неба чернели руины пирса, и чертово колесо, которое соскочило с оси и наполовину затонуло, напоминало потерпевший крушение корабль.
Боясь случайно ступить за невидимое магнитное заграждение и получить парализующий укол в запястье, Дезире осторожно пробралась между мятыми машинками автодрома, держа запястье у самого уха, чтобы услышать первый щелчок проснувшегося браслета. Проползла по искореженным, завязанным узлами американским горкам, взобралась на спицу чертова колеса — и вдруг кто-то схватил ее за лодыжку, и она с визгом рухнула в объятья Акселя. Он-то ее поймал, но оба едва не свалились с деревянной скамейки, неистово прыгавшей над волнами. Левая туфля Дезире плюхнулась в воду. Парочка прильнула друг к другу, крепко вцепилась друг другу в спины, хохоча над собственными воплями. Когда скамейка перестала раскачиваться на скрипучих болтах, они принялись целоваться.
— Это платье мне сшила сестра, — сказала Дезире, когда Аксель, нежно трогая губами ее шею, расстегнул первую пуговицу на спине. — Миранда перекроила кимоно.
Хотя еще год назад, в первый день их знакомства, Дезире видела Акселя голым и сама показывала ему шрамы, раздеваться сейчас ей не хотелось. Этот парень слишком дорог ей, чтобы рискнуть и показаться чересчур доступной. Парни девушек все время держат за дурочек, говорила старшая подружка Дезире в Нутрогнилле — девочка по имени Перл с вытатуированным на щеке разбитым сердцем. «Совсем не соображают, что делают, — говорила Перл, — и все равно так поступают. Думают, девчонки просто тупые, да так оно и есть, но они вдруг понимают, что к чему».
«Ну давай… попроси меня выйти замуж», — думала Дезире, прижимая платье на груди и не давая снять его. Потом она обхватила ладошками лицо Акселя, отвела его подальше от себя и заглянула в глаза. При этом нахмурилась — брови стали похожи на две зловещие гусеницы: мол, есть серьезный разговор. Однако ничего не сказала.
Наконец Аксель произнес:
— Давай устроим хорошее начало нашему совместному концу, а?
— Прежде чем девушка скажет «да», ей бы колечко на палец, — прошептала Дезире, хотя все ее существо давно уже вопило «да-да-да-да-да-да», одно сплошное «да», с колечком или без. — Чтобы ей было что показать подружкам в приюте…
При этих словах Аксель извлек из кармана кольцо, купленное из-под полы у торговца на променаде: на булавках, прицепленных к подкладке дождевика, у того болталось множество часов, а кольца и ожерелья были рассованы по бесчисленным кармашкам. «Кусни его», — предложил торговец, приглашая Акселя удостовериться в подлинности камня и давая понять, что цена просто мизерная для такой упорно безупречной драгоценности. Аксель напялил кольцо на мизинец и как следует куснул бриллиант — задний зуб у него раскололся, а все тело пронзила такая резкая боль, что еще долго отдавалась в висках, за ушами, зудела в костях и под яйцами; даже пальцы в ботинках ежились.
— Кусни его, — сказал Аксель Дезире — но не успел надеть кольцо девушке на палец, как оно выпрыгнуло у него из рук и, будто в классической балаганной комедии, заскакало вокруг неулюжей стрекозой: вроде вот-вот достанешь, оно даже стукалось о палец, но тут же отскакивало. И в конце концов с тихим будничным плеском присоединилось к туфле Дезире. Аксель прыгнул за ним, но вода была темной, как чернила кальмара. Дезире мотала на палец прядку волос, стараясь хоть чуть-чуть успокоиться, пока Аксель то выныривал за глотком воздуха, то опять погружался, то выныривал, то погружался. Бросить поиски она ему не предлагала.
Однако после нескольких новых погружений он все-таки бросил — и выплыл из-под чертова колеса так поспешно, словно заметил, как кольцо уносят прочь пенные гребни волн. Хотя на самом деле не увидел, а услышал — чей-то плач, чьи-то охи и вздохи. Карусель с деревянными лошадками, вечно бегавшими по кругу сломя голову, развалилась под внезапным порывом ветра, и Дезире смотрела, как от собратьев оторвался белый жеребец. Оскалив керамические зубы, он сжимал во рту зеленое яблоко, а розовые пряди гривы завивались дымками — жеребец несся в море. А длинную шею его обвивали девичьи руки. Нет, не девичьи… русалочьи, с каким-то восторгом поправила себя Дезире; то была голая по пояс длинноволосая русалка, скакавшая на белом жеребце, словно сброшенная с седла леди Годива.
— Она живая! — закричала Дезире в собиравшийся шторм, который еще не успел принести дождь. И не просто живая — русалка отчаянно цеплялась за жизнь, изо всех сил желая выжить. — Аксель, спаси ее, — прошептала Дезире. Ее почти-уже-муж станет героем этой ночи, а кольцо будет не просто прискорбно потерянным, а потерянным в ту ночь, когда Аксель спас тонущую русалку.
Когда Аксель доплыл до деревянного жеребца, русалка покорно далась ему в руки и крепко вцепилась в него, обвившись вокруг его тела, словно у нее хвост свело, и Аксель поплыл к берегу в мечущейся воде, а волны то швыряли их вперед, то тащили назад. Дезире слезла с чертова колеса, пробралась по скрипучему настилу рухнувшего пирса, и побежала по песку. Акселя с русалкой уже прибило к берегу, он откашлялся и выблевал из себя океан. Затем подхватил русалку и понес через безлюдный пляж, а ее длинные мокрые волосы вились вокруг его ноги, словно лианы.
Дезире бросилась ему помогать, хотя сама занозила ладонь и старалась зубами вытащить занозу, а Аксель тащил русалку к пустырю возле казино. Там в складной сараюшке, выкрашенной в оранжевый, располагалась медсестра — ей полагалось оказывать помощь перепившим, переевшим и допустившим прочие излишества завсегдатаям парада. Как раз перед пустырем, все еще вгрызаясь в ладонь с занозой, Дезире услышала первое предупреждение своей браслетной тирании — тихий, но пронзительный скрип пружины. Сердце неистово заколотилось, ноги встали сами. Покачнувшись, она упала на песок и стала щипать себя за ноги, царапать их, проверяя, онемели уже или нет. Вроде нет. Дезире легла на бок и стала ждать Акселя, глядя на молнии в черных тучах.
— Я поела персиков из банок, — рассказывала тень русалки, пока они сидели на ветке. Дезире хорошо понимала ее речь, хотя русалка слегка шепелявила и прищелкивала, словно только училась владеть обрубком языка. — Не помню, сколько я плыла к Сан-Жижико, но есть хотелось до тошноты. — За несколько часов до спасения, рассказывала русалка, ее прибило к камням под самым променадом. Наверху, прямо над головой, танцевали люди, на ветру, отбрасывая длинные дерганные тени на стены казино из красного песчаника, болтались бумажные фонарики. В мусоре на камнях валялись вскрытые консервные банки с нетронутыми персиками. Русалка, само собой, не знала, что это за банки, не знала о летней традиции делать коктейли с персиковым компотом, вот и съела все что нашла.
