Дитя среди чужих - Филип Фракасси
Лиам поворачивается к ней с горящими глазами и напряженным ртом. Затем обводит взглядом комнату, судя по всему решив, что девушка не представляет угрозы или, по крайней мере, не метит на место альфы.
– С твоим братом все хорошо,– говорит он.– Он делает свое дело.
– Класс,– тупо отвечает она.
– Где остальные фонари? Комната готова?
Пит выходит из тени, уже переобувшись из злодея в последователя. Мистер Дохрена Услужливый.
– Да, чувак, все на месте. Я сам установил замок. Окно заколочено досками. Почти все окна в доме занавешены, но некоторые на уровне пола. Подумал, что нам пригодится свет, знаешь?
Лиам подходит к столу и тянет за собой парня за шиворот, но не грубо. Мальчик, кажется, смирился, и Дженни это впечатляет. «Ну, зато он не плакса. Слава Богу». Лиам берет стакан с виски и делает два-три глубоких глотка. Затем протягивает мальчику, который отходит назад.
К ее удивлению, Лиам ведет себя с мальчиком почти снисходительно. Даже нежно.
– Генри, я хочу, чтобы ты сделал глоток. Не слишком большой. Он немного согреет и успокоит.
«Генри,– думает Дженни, хотя и так прекрасно знает имя парня, его опекунов, его школу, его точный адрес. Но его вид и звук имени придает смысл всему плану.– Это тот самый мальчик. Генри».
– Нет, спасибо,– отвечает Генри, и Дженни не знает, смеяться ей, обнять его или врезать маленькому гаденышу.
– Сделай глоток, или я снова всажу тебе иглу. Твой выбор. Выбирай.
Генри не раздумывая хватает бутылку. Лиам наклоняет ее, и Дженни с удивлением наблюдает, как парень глотает виски. Она ждет, что он выплюнет, закашляется, сплюнет и начнет ныть.
Парень морщится, его глаза слезятся, но он упорно молчит, уже второй раз производя на нее впечатление за столько же минут.
– Дай мне тот фонарь,– рявкает Лиам, и ее внимание резко переключается обратно с мальчика на него.– Зажги еще парочку. Нам нужно больше света. Завесьте одеялами окна, которые не заколочены досками.
Дженни отдает фонарь. Лиам ставит виски обратно на карточный столик и обнимает парня за шею.
– Куда мы идем? – спрашивает малыш, и Дженни чувствует прилив облегчения, когда они с Лиамом выходят из кухни, оставляя ее в темноте. Она слышит их шаги на прогнивших ступеньках.
– В твою комнату,– отвечает Лиам.– Больше никаких вопросов.
Дженни ждет, пока не услышит скрип шагов на втором этаже, и только тогда достает из кармана зажигалку и начинает искать дополнительные фонари.
Пит заходит на кухню, но даже в темноте ей ясно, что он не представляет угрозы. Теперь нет. Не когда рядом Лиам.
– Славный парень,– говорит Пит и тихо смеется себе под нос.– Как горшочек с золотом на ножках.
– Ага, точно,– мямлит она, поднимая дверцу старого фонаря и зажигая фитиль, наполняя комнату мерцающими тенями.– Уверена, мы все тут прекрасно подружимся.
9
Войдя в дом, Генри сразу же тянется, чтобы оценить людей, встретивших его и Лиама. Сейчас он чувствует себя лучше, сильнее. Видимо, дело в том, что он скрылся от пронизывающего лесного холода в убежище – пусть и ветхое,– а еще действие наркотика, который ему вкололи, наконец-то спало. Его разум снова свободен, и мальчик запускает его, как белую сеть, в просторную темноту дома.
Ему не нравится то, что он видит.
Тощий латиноамериканец плохой. Вокруг него черный и темно-пурпурный ореол с темно-красными тонами грубого насилия и праздной ненависти, а еще грязно-золотые завитки коварной жестокости. Судя по всему, этот человек с золотыми зубами легко может перерезать вам горло во сне из-за кошелька в кармане. «Как пират,– думает Генри, и совсем не как комплимент.– Как старый мерзкий пират». В голове мужчины есть и другие цвета, другие мысли – об этой женщине и о других женщинах. Есть даже скользкие намерения по отношению к самому Генри, которые мальчик даже не осмеливается слушать, а еще особое скопление чувств к Лиаму, болезненное и пульсирующее, как мокрый, наполненный гноем нарыв.
Женщина еще хуже.
Генри вспоминает давний разговор с дядей Дэйвом о человеке, убившем множество людей. Его звали Дамер, и его тогда убили в тюрьме. И хоть дядя Дэйв и не был в восторге, что Генри об этом услышал, но все же решил, что будет полезно дать Генри определенный контекст.
– У этого человека была психопатическая личность, Генри,– сказал ему Дэйв.– Скорее всего, он социопат.
– Социалпат? – переспросил Генри, встревоженный и взволнованный этим свежим потоком взрослых знаний.
– Социопат,– поправляет Дэйв.– Значит, он не чувствует так, как мы. Ему не страшно вредить людям. У него нет совести. И поэтому он опасен.
Объяснение Дэйва напомнило кое о чем другом, много лет назад.
Генри пошел с папой на утренний сеанс «Пиноккио». В мультике был забавный сверчок со шляпой, он был совестью Пиноккио. Говорил, что правильно, а что – неправильно.
Узрев сознание женщины, Генри понял, что там нет никакого сверчка в шляпе. Никакой совести. Вместо этого там была лишь пустая клетка. А там, где обычно пестрили цветами эмоции и чувства… была дыра. Пустое место.
Социалпат.
«Милый парень»,– подумала она, когда увидела Генри, но у этих мыслей не было эмоций. Так же она могла описывать книгу, насекомое или цвет платья. Эта женщина пугала Генри совсем иначе, нежели Лиам и другой мужчина. Потому, что она может ранить Генри без рассуждений, без нежелания, без вины. В какой-то степени Лиам тоже был таким, мальчик почувствовал это с самого начала. Но судя по мыслям Лиама, его этому научили, он долго работал над этим, выстроил со временем стены в своей голове, крепость.
А для женщины это было естественно.
Сам же дом ничего не представляет для Генри. Пустая оболочка. Разбитое яйцо, содержимое которого вытекло в грязь, а скорлупа высохла и зачерствела – да, плохо пахнет, дерево прогнило, а стены заплесневели, но это все равно обычный дом.
«Никаких призраков»,– думает Генри.
А затем, словно ветерок на щеке, Генри все же что-то чувствует.
Что-то еще.
Но оно пропадает так же быстро.
Он тянется, пытается еще раз это уловить, но не может найти, не может вычислить направление.
Здесь есть что-то еще.
Не успевает он об этом подумать, как Лиам начинать орать и всем приказывать. Он заставляет Генри выпить виски,
