Мария Введенская - Мертвое Сердце
– Где твоя шляпа?
– Потерял.
– Мне нравилась твоя шляпа. – улыбнулась Фрэнсис.
– И только лишь?
А что ему было терять? Всё и так кончено. Но та не ответила на вопрос, вновь улыбнувшись.
– Уоррен… зачем?
– Я просто подумал, а почему нет? – он покачал головой. – Подумал – ну чем я хуже?
– Дело не в том, кто хуже. – сказала Фрэнсис. – Просто иногда мы те, кто мы есть. И выше головы не прыгнуть.
– Ты уже говорила….
– Но ты почему-то не услышал или не захотел услышать. – покачала головой та. – Ты был хорош на своем месте.
– Может быть… но я не имел того, что хотел.
– Я не помню, что ты когда-либо говорил о том, чего хочешь.
– Как будто бы это что-то изменило.
– Почем ты знаешь?
– Если бы я сказал, что уже очень давно и до крайности мучительно влюблен в тебя… это бы что-то изменило?
– Уоррен! – всплеснула Фрэнсис. – Я уж и не думала, что услышу от тебя подобное! Казалось, что даже перед концом мира ты не будешь способен признаться в подобном. Что вдруг случилось? Неужели повзрослел?
– Смеешься надо мной? – хмыкнул тот, снова подняв глаза к небу.
– Напротив… – Фрэнсис изящно поднялась, подошла к нему. Она ласково убрала его растрепавшиеся волосы за уши и погладила по щеке. – Просто мне всегда было любопытно, почему мужчины стали так трусить? Почему всё так стремительно меняется местами?
– Кто ты, а кто я… – прошептал Уоррен, не сводя с нее завороженных глаз.
– Глупости это всё. – отмахнулась Фрэнсис.
– Не обманывай меня и не жалей.
– Как пожелаешь. – она уж, было, начала отворачиваться, но Уоррен схватил ее за руку.
– Не уходи вот так! Скажи мне, просто скажи… ели бы не он, у меня бы был шанс?
Фрэнсис взъерошила его волосы.
– В другой жизни, при других обстоятельствах… может быть. Но при условии, если бы ты проявил храбрость и силу, а не играл в дурацкие игры и не совершал бы дурацких поступков. Женщины не любят такого. Они ценят честность и смелость.
– Спасибо. – сказал Уоррен, всё еще сжимая ее ладонь. – Теперь мне будет гораздо легче принять то, что меня ждет.
Фрэнсис наклонилась и поцеловала его в лоб.
– Я буду скучать по твоей улыбке. – сказала она, готовая уйти.
Уоррен не отпускал ее до тех самых пор, пока та не посмотрела на него в последний раз. Он увидел то, что хотел… то, о чем и не мечтал. Слезы, стоящие в глазах. Печаль по нему, скорбь. И тогда он отпустил ее руку… отпустил саму идею и окончательно превратился в того, кому действительно больше нечего терять.
В этот момент Фрэнсис отвернулась от него и шагнула с края выступа, но плеска воды Уоррен так и не услышал.
* * *Аманда корчилась и кричала от боли. Она уже падала, но не чувствовала ничего подобного. Даже близко не чувствовала. Ни когда сгорела, ни когда отошел наркоз после ампутации, ни во время мучительных перевязок, ни после многочисленных пересадок кожи…. Она только что пережила падение с нереальной высоты, оставшись в полном сознании и не умерев. Хотя, ой, как хотелось…. Только бы не чувствовать этой крошащей боли. Аманда упала на плоскую глинистую платформу на пороге пещеры с мерзким глухим шлепком, пронесшимся эхом по изъеденным дырам и щелям красноватой рыхлой породы. И теперь испытывала совершенно нестерпимую боль, как если бы в ее кости и сухожилия ввинчивали болты, а нервы оголились как электрические провода. Но как ни странно, гораздо больше Аманда волновалась не о себе… что было совершенно не в ее характере. Более того, раньше такого с ней вообще не случалось.
Она чуть ли не отодрала лицо от каменной платформы и нашла глазами осколки черных фигурок – Адама и дракона, на котором они летели. Издав какой-то булькающий полный отчаяния вопль, она поползла на одних локтях к ним, сжимая поля шляпы Уоррена Глика, что выполняло некую функцию перехватывателя боли. У Аманды было ощущение, что за ней тянется кровавый след и связка кишок. Она ползла, словно ополовиненный червяк, опираясь на локти, и едва помогая себе пальцами ног. Самым страшным было постоянное ожидание нового взрыва боли, которого, как казалось, Аманда уже не переживет… а ведь ей нужно доползти.
Она не понимала, как это произошло. Вот они летят, и вдруг дракон и ее друг превратились в каменные статуэтки. Теперь от Адама остались мелкие черные крохи, и лишь верхняя половина лица с бейсболкой козырьком назад была единственной узнаваемой частью. Крича и плача, она начала подбирать к ней осколки трясущимися руками, словно части мозаики. Но они были такими мелкими… а ко всему прочему – не факт, что вообще принадлежали Адаму. Она отчаянно схватила его останки и прижала к груди. В ее стенаниях слышалось столько бессилия, что сжималось сердце.
– Подумать только… печется о друзьях больше, чем о себе. Растешь.
Больше всего на свете Аманда боялась трех вещей: потерять близких, стать физически неполноценной и постареть. Но всё это она уже пережила, осознав одну гнетущую мысль – не так страшен черт, как его малюют. Конечности не отрастают снова, близкие не возвращаются из мертвых, впрочем, как и молодость… но с этим можно жить. Бывают вещи и пострашней, с которыми приходится смириться. На что только не способен человек, чтобы остаться на плаву! Он может этого даже не признавать, но факт остается фактом. Мы все цепляемся за жизнь. Почти все….
Но тот, кто стоял сейчас перед Амандой, мог запросто оборвать все эти жалкие попытки удержаться за жизнь, потому что был её антиподом. Был Смертью. И Аманда, вся перемазанная в слезах, и вскрикивающая при каждом малозаметном движении, больше всего на свете боялась именно его, что казалось абсурдным в ее положении. Поняла, что все предыдущие страхи не выходили за рамки эгоизма и вели прямиком к страху собственной смерти.
Красивое белое мраморное лицо с тонкими заостренными чертами в обрамлении аккуратно подстриженных у основания шеи чернильных волос, на фоне которых кожа казалась еще белее, выдавало жестокость и безразличие. Хотя в то же время не настолько белое, как у Фрэя или Длинного человека. Издали его можно было даже перепутать с Уорреном… но это если только с очень дальнего расстояния. Глаза вместо теплого карего имели странный цвет океана, бушующего где-то внизу, и грозового неба, как в той деревушке, где обитала Тара. Они могли бы быть задорными, как у Уоррена, мальчишескими, но в них неизбежно читалось какое-то древнее знание и ни с чем несравнимая опасность… и это пугало до черта. Словно Аманда видела эти глаза во сне, и поэтому еще в детстве перестала спать. Мужчина был одет в рубашку и брюки – всё неизменного для смерти цвета, хотя в некоторых странах предпочитают белый.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});