Алексей Котов - Черная книга (сборник)

– Я дал одну каплю «инкогнито» кошке с парализованными задними лапами, – рассказывал Агнете Тойц. – Она выздоровела и родила шестерых котят. А в другом случае, полкапли «инкогнито» убили трех совершенно здоровых собак. Перед смертью у них налились кровью глаза, и они выли так, словно у них кипели мозги.

Эрмелинда в конце концов узнала об экспериментах Тойца. Не без основания побаиваясь, что доморощенный лекарь перейдет на эксперименты на людях, она запретила ему заниматься дальнейшим исследованием «инкогнито».

– Вы пытаетесь остановить развитие науки! – заявил баронессе обиженный Тойц. – Может быть, это и есть та легендарная панацея, о которой писали еще древние греки.

Эрмелинда нахмурилась и ответила, что от панацеи не умирают. Она приказала вылить остатки «инкогнито» в мусорное ведро в своем присутствии.

Тойц был вынужден подчиниться, но спрятал пустые склянки. Чуть позже, надеясь на то, что на стенках сосудов все еще осталось несколько капель «инкогнито» он заполнил их водой. А еще через неделю он дал выпить это лекарство молодой деревенской женщине с парализованной левой рукой. Женщина выздоровела, и Тойц едва не сошел с ума, во-первых, от радости за удачный эксперимент, а, во-вторых, от горя, ведь у него не осталось ни капельки «инкогнито». Переживания уложили старика в постель. Агнета навещала старика и терпела его многочисленные разглагольствования о науке изучения лунного света. Тойц утверждал, что лунный свет можно как воду собирать в стеклянные банки и с их помощью лечить слепоту. Но больше всего старик, конечно же, переживал за потерянное «инкогнито». Ему казалось, что он, как никто, был близок к открытию великой панацеи способной остановить и чуму, и моровую язву.

Через полгода из деревни Фирграт, где жила исцеленная Тойцем женщина пришло не хорошее известие. Оказывается, сразу же после своего выздоровления женщина ушла от мужа – тихого, доброго пастуха – и двух детей и связалась с неким Абрамом Турком, содержащим дом для заезжих купцов. Женщина стала много пить, а кое-кто утверждал, что толстый Турк уговорил ее ублажать любовью по ночам не только его, но и заезжих гостей.

Эта весть несколько охладила научный пыл Кифра Тойца, но не переубедила его в том, что миром движет только наука по имени алхимия. Беседуя с Агнетой старый лекарь часто поднимал указательный палец вверх, показывая им на потолок, и говорил, что люди рано или поздно, пусть и, ошибаясь на своем пути, найдут Великую Панацею.

Но старого лекаря и жителей Фирграта, включая исцеленную блудницу и Абрама Турка, убили не чьи-либо ошибки, а совсем другое – чума. Она полностью выкосила деревню не оставив в ней ни одного живого человека и своим черным крылом задела Берингар. Но замок выстоял, потеряв только десяток человек. Потом чума ушла на Запад…

Дорога в Фирграт, на которой был рассеян прах рыцаря Готфрида, заросла и превратилась в ромашковое поле. Молоденький дуб, который раньше рос рядом с дорогой, теперь вдруг оказался в центре поля и словно чуть приподнялся на невидимом бугре…

В 1114 году в Берингар вернулась старшая дочь Эрмелинды Идан. Молодая, женщина приехала с двумя детьми: Жаком двенадцати лет и трехлетней крошкой Марией. Как оказалось, чума достигла Франции, а после смерти мужа Идан, в течение года, потеряла все, что имела: поместье, деньги и даже связи, потому что люди, с которыми были налажены эти связи, попросту умерли.

Эрмелинда приняла дочь ласково и особенно сильно обрадовалась внукам. В Берингаре стало заметно веселее, потому что неутомимый Жак постоянно придумывал новые игры и не чурался возиться с местной детворой, а маленькая Мария – удивительно похожая на бабушку – привязалась к Эрмелинде едва ли не больше, чем к родной матери.

Как и прежде, Эрмелинда каждый день посещала могилу Адала, и на его могилу ложился букет цветов. Эрмелинде уже исполнилось пятьдесят два года, но ее красота не увядала. Местный бард, довольно веселый и неумный малый, ушедший с очередным походом в Иерусалим, сочинил песню о женской преданности, явно намекая в ней на хозяйку Берингара. В замке часто бывали гости, в том числе возвращающиеся из Святой Земли паломники. Судя по их рассказам, песня о хозяйке замка Берингар свято чтящей память своего мужа, стала довольно популярной даже в Иерусалиме. Ее любил слушать король и его верные рыцари…

Все изменилось в 1117 году, когда в замок прибыли иерусалимские рыцари Анри Ложен и его брат Франсуа. Стоя перед святыми иконами в церкви Берингара, они поклялись, что Грета Харман отравила своего мужа и их брата Луи в 1095 году и бежала из дома, прихватив с собой все самое ценное. Причина ее преступления была чудовищна дважды: во-первых, муж смог уличить ее в прелюбодеянии с родным братом Гастоном Харманом, а, во-вторых, чем больше подрастал маленький Адал, тем больше он становился похожим на своего другого дядю – Илиа Хармана. Грету искали, но ее умение врать и склонность к артистизму были просто поразительными. Кроме того, молодая женщина благородного происхождения, пусть и не лишенная средств к существованию, но с маленьким ребенком на руках всюду вызывала к себе невольное участие. В 1101 году Грета и Адал перебрались сначала в Эдесу, а потом в Иерусалим. Ей удалось выдать себя за дальнюю родственницу герцога Аскалонского, но болезненная склонность к интригам не оставила ее и в Святой Земле. В конце концов, Грету обвинили в попытке отравить жену герцога. Она бежала из тюрьмы до суда и какими-то одной ей ведомыми путями смогла ускользнуть из-под тяжелой руки герцога.

Эрмелинда выслушала рассказ двух рыцарей не прерывая его, и не задавая вопросов. И хотя песни о ее преданности мужу еще продолжали звучать повсюду, она перестала посещать могилу Адала. Вскоре та, лишенная ухода, покрылась густой травой и превратилась в простой бугорок в углу сада. Теперь все свое время Эрмелинда отдавала непоседливому Жаку и очаровательной Марии. Но, даже увлекаясь игрой с детьми, Эрмелинда никогда больше не подходила к могиле Адала.

Агнета как-то раз попыталась заговорить матерью о Готфриде. Эрмелинда нахмурилась и ответила, что какой бы отвратительной особой не была Грета Хартман, ее сын – пустой и сластолюбивый мальчишка – не заслужил такой страшной смерти. Адал был, скорее всего, игрушкой в руках своей матери, но не ее орудием. Агнета попыталась возразить и сказала, что она хочет поговорить о Готфриде, а не об Адале.

– Готфрид был всегда удивительно добр, мама, – сказала она. – Он много раз спасал тебя и может быть, он хотел снова защитить тебя…