Стивен Кинг - ОНО

Щеки ее зарделись румянцем, широко раскрытые глаза сверкали, в них не осталось ни тени сна. Волосы струились по плечам волнистыми локонами. Но что это такое? Ба! Никак, она достает чемодан из чулана? Чемодан? А ведь и впрямь достает.

«Закажи мне номер. Помолись за меня».

Что же, ей не потребуется гостиничный номер, во всяком случае, в обозримом будущем. Беверли Роуган из дома не выйдет и три или четыре дня будет питаться стоя.

Но перед тем как он, Том, преподаст ей урок, помолиться ей вовсе не помешает.

Беверли бросила чемодан в изножье кровати, подошла к комоду, открыла верхний ящик и вытянула из него две пары джинсов и две пары вельветовых брюк. Бросила их в чемодан. Вновь обернулась к комоду, сигаретный дым тянулся за ней лентой. Беверли взяла свитер, несколько теннисок и старую блузку, в которой она выглядела дурацки, однако же она положила и ее в чемодан. Человек, позвонивший ей ночью, уж во всяком случае, не ее любовник. Разговор у них шел скучный, серьезный.

Тому было в общем-то наплевать на то, кто ей звонил и куда она вздумала ехать, поскольку она все равно никуда не поедет. Вовсе не эти вопросы угнетали его мозг, отупевший и отяжелевший от огромного количества выпитого пива и хронического недосыпа.

Его бесила сигарета.

Беверли должна была выбросить все сигареты. Но она, как видно, втайне от него, мужа, припрятала несколько штук — и вот доказательство: у нее в зубах сигарета. А поскольку Беверли не замечала, что он стоит на пороге, он позволил себе удовольствие вспомнить две ночи, которые окончательно убедили его в том, что Беверли целиком в его власти.

— Я не позволю, чтобы ты курила в моем присутствии, — сказал он Беверли, когда они как-то возвращались с вечеринки из Лейк-Фореста. — Мне приходится дышать этим дерьмом на всех вечеринках и на работе, но я не допущу, чтобы ты меня окуривала. Знаешь, на что это похоже? Я скажу тебе честно, пусть это и неприятная правда, зато откровенная. Это все равно, что тебе приходится глотать чужие сопли.

Ему казалось, что эти слова вызовут у нее протест, пусть даже самый слабый, но Беверли лишь посмотрела на него заискивающе и робко. Голос ее прозвучал тихо и кротко. Том уловил в нем покорность.

— Хорошо, Том.

— Тогда завязывай.

Она уже не курила в тот вечер. И Том до конца дня пребывал в отличном расположении духа.

Спустя несколько недель, выходя из кинотеатра, она бессознательно закурила в коридоре и дымила на пути к автостоянке. Была холодная ноябрьская ночь, ветер не просто пронизывал, а пронзал, точно убийца-маньяк, все незащищенные участки тела. Том вспомнил, что ощущался даже запах озера, как это часто бывает в холодные вечера. Вязкий, отдающий рыбой и в то же время нейтральный. Он дал ей докурить сигарету. Он даже распахнул перед Беверли дверцу машины, затем сел за руль, захлопнул дверцу и окликнул жену:

— Бев!

Она вынула сигарету изо рта, недоуменно повернулась к нему, и тут он выместил свою злобу сполна — наотмашь ударил ее по щеке открытой ладонью, да так, что у него даже зачесалась кожа на руке, а Беверли откинулась головой на верх кресла. Глаза у нее расширились от удивления и боли. Она дотронулась до щеки, как бы проверяя, как ее жжет и как она окаменела.

— О-о, Том! — вскрикнула она.

Он посмотрел на нее сузившимися зрачками, небрежно улыбнувшись: сознание у него было кристально ясным. Он наблюдал, что последует за этой пощечиной, как отреагирует на нее Бев. У него напрягся пенис, но он не придал этому значения. Эти дела он оставит на потом. А пока у него урок в школе, урок, который он должен как следует преподать. Том проиграл в уме ситуацию. Лицо Бев. Какое у нее было выражение? Сначала удивление, потом боль, а потом…

(ностальгия)

Как будто она что-то вспомнила. Это продолжалось всего одно мгновение. Возможно, она даже сама не сознавала, что у нее промелькнуло это выражение.

Так-так. Что, интересно, она скажет? Во всяком случае, он был уверен, что она скажет:

«Ах ты, сука!»

или: «Ну пока»,

или: «Между нами все кончено».

Бев подняла на него обиженные ореховые глаза, наполненные слезами, и проговорила только:

— Зачем ты так?

Она попыталась еще что-то сказать, но вместо этого разрыдалась.

— Выброси окурок.

— Что? Что ты сказал, Том?

По ее лицу грязными струями стекала косметика. «Пускай», — думал он. Ему даже нравилось, что у нее сейчас такое лицо. Размазанное, но в этом было и что-то сексуальное. Возбуждающее.

— Сигарету! Выброси сигарету!

До нее наконец дошло. И с осознанием пришло чувство вины.

— Я просто забыла. Понимаешь, забыла.

— Выброси, Бев. А то я залеплю тебе еще одну оплеуху.

Она опустила ветровое стекло и выбросила окурок. Затем повернулась к нему, бледная, испуганная, и в то же время спокойная, невозмутимая с виду.

— Как ты мог! Ты не должен меня бить. Этим наш брак не упрочишь.

Она пыталась найти подходящий тон, как бы могла произнести эти слова взрослая женщина, но у нее ничего не получалось. В его присутствии она чувствовала себя девчонкой. Да, у него в машине сидела девчонка. Соблазнительная, сладострастная, но с неустойчивой детской психикой.

— Не могу и не должен — совершенно разные вещи, малышка, — сказал он. Он старался придать спокойствие своему голосу, но внутри у него все пело и плясало. — Я буду решать, что упрочивает наши отношения, а что нет! И ты должна с этим смириться. Если же нет, можешь идти. Я тебя не буду задерживать. В конце концов страна у нас свободная. Что еще можно добавить?

— Может быть, ты и так наговорил всего предостаточно, — прошептала Беверли, и Том снова ударил ее, на сей раз сильнее. Чтобы какая-то баба утерла нос ему, Тому Роугану! Он бы залепил пощечину английской королеве, если бы она вздумала учить его уму-разуму.

Бев ударилась лицом о мягкий щиток. Рука потянулась открыть дверцу, но бессильно сорвалась. Бев лишь забилась в угол, как кролик, прижимая ладонь ко рту. Зрачки у нее расширились от испуга, в глазах застыли слезы. Том секунду-другую смотрел на нее, затем вылез из машины, зашел с другой стороны и открыл ей дверцу. Дул ноябрьский ветер, небо было черно как сажа, пахло дымом и еще озером.