Моррис Уэст - Адвокат дьявола

Затем – Нина Сандуцци, любовница Джакомо Нероне и мать его ребенка. Из записей Баттисты и Солтарелло следовало, что она отказалась давать показания. И едва ли священнику-иностранцу удастся добиться от псе большего. А если б и удалось, допрос не доставил бы ему удовольствия: пришлось бы вытаскивать на свет мельчайшие подробности их интимной жизни, тайны, которыми они делились друг с другом, причины разрыва, даже особенности самого полового акта. К тому же он плохо владел калабрийским диалектом, густо замешанным на греческих, финикийских, арабских и французских словах.

Блейз Мередит все еще размышлял, когда вошедший слуга объявил, что ленч подан и графиня ждет монсеньора внизу.

Ленч напоминал встречу благовоспитанных людей, случайно оказавшихся в чужой стране. Графиня выбирала темы, Николас Блэк наслаждался ролью городского космополита, а Блейз Мередит, отдохнувший и посвежевший, охотно делился своими незаурядными познаниями о книгах, музыке, политике Европы и церкви.

Когда принесли сыр и фрукты, графиня уже совсем освоилась. Она чувствовала, что в силах понять этого священника. Раньше, в Лондоне и Риме, ей часто приходилось сталкиваться с ему подобными. Воспитанными, скромными, все понимающими. Немного усилий, и он, встречая непонятное, будет обращаться к ней за разъяснением. Так что, если Ники будет держать себя в руках, все пойдет, как по писаному. Она так приободрилась, что решилась на вопросы:

– Простите мое невежество, монсеньор, но с чего вы обычно начинаете в таком деле?

Мередит чуть улыбнулся:

– Боюсь, жестких канонов тут нет. Надо опросить как можно больше людей, а затем собрать воедино, сравнить и обобщить полученные сведения. Потом, на суде епископа, свидетели будут давать показания под присягой. Естественно, о том, что они скажут, никто не узнает.

– И с кого вы намерены начать?

– Я рассчитываю на вашу помощь. Вы жили здесь долгое время. Вы тут госпожа. И ваше знание местных условий может сослужить мне добрую службу.

Николас Блэк бросил короткий, ироничный взгляд на графиню, но та лишь улыбалась:

– Я с радостью помогу вам, монсеньор, но не допустите ли вы ошибки, обратившись ко мне? Как вы и сказали, я – госпожа, к тому же англичанка. Я живу другой жизнью. Даже думаю не так, как эти люди. Мои мысли могут оказаться неверными. Так случалось уже не раз. Но я, конечно, хочу помочь. И вам, и епископу. Вы же знаете, он мой давний друг.

– Разумеется, – кивнул Мередит.

– Получив письмо от его светлости, – продолжала графиня, – я подумала, что вам следует встретиться с доктором и местным священником. Они знают о деревне куда больше моего. Я пригласила их обоих сегодня к обеду. Так что мы все сможем обменяться мнениями. И я буду чувствовать себя более уверенно, и вы сможете объективнее оценить ситуацию. Ники согласен со мной, не так ли, Ники?

– Разумеется, дорогая. Это другая страна. Совсем не такая, как Рим. Я уверен, что идея правильная. Как, по-вашему, монсеньор?

– Я полагаюсь на мнение специалистов, – улыбнулся графине Мередит. – Я доставляю вам столько хлопот.

Графиня отодвинула стул.

– Днем я обычно не пью кофе. Он портит мне сиесту. Пьетро подаст кофе на террасу, а потом Ники покажет вам сад. Вы извините меня, монсеньор? Чтобы сохранить красоту, надо отдыхать днем…

Мужчины поднялись, провожая ее, а когда графиня ушла, Николас Блэк провел Мередита на террасу, где на столике, в тени большого зонта, стоял поднос с кофейником, чашечками, сахарницей и кувшинчиком сливок. Художник раскрыл золотой портсигар, предложил Мередиту сигарету:

– Закурите?

– Нет, благодарю вас. Заболев, я не могу позволить себе такую роскошь.

– Графиня сказала мне, что вы тяжело больны.

– Да, – кивнул Мередит. На вилле ему нравилось и сейчас не хотелось вспоминать о близкой смерти.

Подошел слуга, разлил кофе, они помолчали. Блэк курил, обдумывая следующий ход. Он не имел права на ошибку:

– Я надеюсь, вы позволите мне нарисовать вас, монсеньор. У вас интересное лицо и выразительные руки.

Мередит пожал плечами:

– Мистер Блэк, я думаю, вы без труда найдете пару десятков более достойных сюжетов, чем я.

– Скажем так, меня занимает контраст, – улыбнулся художник. – Римлянин – придворный среди провинциалов. Кроме того, я намерен нарисовать серию картин о расследовании жизни Джакомо Нероне. Они могут стать основой отличной выставки. Я назову ее «Приобщение к лику блаженных».

– До самого приобщения дело может и не дойти, – осторожно заметил Мередит. – А если и дойдет, то, возможно, через много лет.

– Для художника это и не важно. Для меня главное – люди, а тут может получиться галерея удивительных образов. Интересно, что вам удастся вытянуть из крестьян, монсеньор.

– Мне тоже, – честно признался Мередит.

– Но более всего меня занимают любовные дела Нероне. Я, честно говоря, не понимаю, как может идти речь о приобщении к святым человека, который соблазнил деревенскую девочку, обрюхатил ее, а затем бросил. Он прожил здесь достаточно долго, так что мог бы и жениться.

Мередит задумчиво кивнул:

– Тут возникают определенные проблемы объяснения как поступков, так и их мотивов. Но в принципе это не причина для того, чтобы не рассматривать дело Нероне в суде епископа. Классический пример – Августин из Гиппо. Он сожительствовал со многими женщинами, да и сам был незаконнорождённым. Однако, в конце концов, признан верным слугой господа.

– Но он и жил гораздо дольше Нероне.

– Ив этом вы совершенно правы. Тут и впрямь много загадок. Но я надеюсь, что, находясь здесь, я выясню все обстоятельства пребывания Нероне в Джимелли деи Монти. Но если исходить из классической теологии, нельзя игнорировать возможность внезапного и чудесного обращения грешника.

– Разумеется, если верить в чудеса, – сухо добавил художник.

– Тот, кто верит в Бога, обязательно верит в чудеса.

– Я в Бога не верю, – покачал головой Николас Блэк.

– Без Него мир не имеет смысла, – ответил Блейз Мередит. – И с Ним он достаточно жесток. Но… заставить человека верить невозможно. Так что давайте останемся при своих точках зрения, хорошо?

Но художник решил продолжить затронутую тему. Ему хотелось знать, кто же сидит перед ним в черной сутане.

– Я хотел бы верить. Но в католицизме столько профессионального тумана. Слишком много таинств.

– А как же без таинств, мой дорогой друг. Не будь их, отпала бы необходимость в вере.

– Но вы же не принимаете деяния Джакомо Нероне на веру, – возразил Блэк. – Вы же ведете официальное расследование.

– Тут речь идет о доказательствах, а не о вере.

Художник радостно хохотнул: