Стивен Кинг - Четыре сезона

А уж такому, как наш Тодд, ничего не страшно. Так думала Моника, прослеживая взглядом удаляющийся велосипед. Хорошо мы воспитали мальчика, мысленно отметила она и стала делать себе сандвич. Хорошо, ничего не скажешь.

Октябрь 1974 Дюссандер похудел. Они сидели в кухне, между ними, на клеенке, – потрепанный том Филдинга. Тодд, не упускавший из виду ни одной мелочи, не пожалел денег, которые ему выдавали на карманные расходы, и купил «Комментарий Клиффа» с кратким изложением содержания романа – если родители вдруг проявят интерес к «Тому Джонсу», Тодд сумеет удовлетворить их любопытство. Сейчас он приканчивал буше. Он купил два пирожных, себе и Дюссандеру, но тот к своему пока не притронулся. Изредка тупо поглядывал на него и знай отхлебывал виски.

– И как все это переправлялось в Патэн? – спросил Тодд.

– По железной дороге. На вагонах писали «Медикаменты». Содержимое укладывалось в длинные ящики наподобие гробов. В этом что-то было. Заключенные выгружали ящики и составляли их в лазарете. Потом наши люди переносили ящики в складское помещение. Они делали это ночью. Склад находился непосредственно за душевыми.

– И это всегда был «Циклон-Б»?

– Нет. Иногда присылали… экспериментальный газ. Высшее командование постоянно требовало повышать эффективность. Однажды нам прислали новинку под кодовым названием «Пегас». Нервно-паралитического действия. От него, слава богу, вскоре отказались. Уж очень… – Заметив, как мальчик подался вперед, как загорелись у него глаза, Дюссандер осекся, а затем с деланным равнодушием махнул рукой с зажатым в ней пустым стаканчиком. – Он себя, в общем, не оправдал.

Но Тодда не так-то просто было обвести вокруг пальца.

– Пожалуйста, поподробнее.

– Не могу. – Дюссандера даже передернуло. Сколько же он не вспоминал о «Пегасе»? Десять? Двадцать? – Про это не буду! Я отказываюсь!

– Я сказал: поподробнее. – Тодд облизал с пальцев шоколад. – Иначе сами знаете, что будет.

ДА, подумал Дюссандер, ЗНАЮ. ЕЩЕ БЫ МНЕ НЕ ЗНАТЬ, МАЛЕНЬКИЙ ГАДЕНЫШ. – Серьезное мероприятие превратилось в канкан, – с трудом выдавил он из себя.

– Канкан?

– Это были какие-то немыслимые па… Многие при этом хохотали…

– Мрак, – сказал Тодд и показал на буше Дюссандера. – Вы что, не будете?

Дюссандер не ответил. Взгляд его застилала дымка воспоминаний. Сейчас он был далек и недоступен, как обратная сторона Луны. Все чувства смешались – отвращение и… и… неужели, ностальгия?

– Казалось, этому не будет конца. И тогда я приказал открыть огонь. Узнай об этом начальство, мне бы не поздоровилось. Фюрер тогда объявил, что каждый патрон – наше национальное достояние. Но этот хохот… я не мог, не мог я больше…

– Еще бы, – согласился Тодд, приканчивая второе пирожное. «Остатки сладки», как любила повторять мама. – История что надо. Вообще вы рассказываете что надо, мистер Дюссандер. Вас только расшевели.

Тодд поощрительно улыбнулся. И Дюссандер – да-да! – Дюссандер, сам того не желая, улыбнулся в ответ.

Ноябрь 1974 Дик Боуден, отец Тодда, человек прямой и недалекий, отдавал предпочтение консервативному стилю одежды. Дома он надевал очки без оправы, имевшие обыкновение съезжать ему на нос, что делало его похожим на директора школы. В настоящий момент сходство довершал табель с оценками за первую четверть, этим листком он грозно постукивал по столу.

– Одна четверка, четыре тройки и одна двойка. Двойка! Это же черт знает что, Тодд, мама старается не подавать виду, но она совершенно подавлена.

Тодд стоял потупившись. Когда отец чертыхается, тут уже не до улыбок. – У тебя никогда не было таких отметок. Двойка по алгебре! Как это прикажешь понимать?

– Сам не знаю, папа. – Тодд упорно разглядывал свои кеды.

– Мы с мамой считаем, что ты проводишь слишком много времени у мистера Денкера. А учеба побоку. Придется сократить ваши свидания… во всяком случае, пока не подтянешься.

Тодд резко поднял голову, и на мгновение Боуден-старший увидел в глазах сына холодную ярость. В следующую секунду взгляд уже был нормальный, открытый, ну разве что чуть-чуть несчастный. Не иначе – показалось. Чтобы Тодд разозлился на отца – такого не бывало. Они ведь друзья. Никаких секретов друг от друга. Что Дик Боуден изредка изменяет жене со своей секретаршей – это не в счет, не рассказывать же о таких вещах, в самом деле, подростку сыну… тем более что это ни в коей мере не отражается на семье. Да, его отношения с сыном были, можно сказать, образцовыми, еще бы не образцовыми, когда окружающий мир словно с катушек сорвался – старшеклассники балуются героином, а ровесники Тодда попадают в вендиспансер.

– Не надо, пап. Зачем наказывать мистера Денкера, когда во всем виноват я. Он же без меня совсем пропадет. А я подтянусь, правда. Эта алгебра… я просто сразу не врубился. А потом мы с Беном Тримейном позанимались, и я начал соображать. Честное слово.

Дик Боуден понемногу смягчался. На Тодда нельзя было долго сердиться. И его слова, что нельзя наказывать старика… с этим трудно не согласиться. Бедняга так ждет его всегда.

– Ты, кстати, не представляешь себе, как наш математик разбушевался. Он многим поставил пары. И даже три или четыре кола.

Боуден в задумчивости кивал головой.

– А к мистеру Денкеру я по средам, перед алгеброй, ходить не буду. – Отцовский взгляд словно бы подсказывал Тодду правильный ход мыслей. – Буду заниматься как бобик, вот увидишь.

– Тебе он так нравится, этот мистер Денкер?

– А что, он молодчина, – ответил Тодд вполне искренне.

– Ну хорошо. Будь по-твоему. Но чтобы к январю все вошло в колею, ясно? Я думаю о твоем будущем, а о нем, между прочим, надо думать уже сейчас. Уж я-то знаю.

Так же часто, как мать повторяла: «Остатки сладки», отец говорил: «Уж я-то знаю».

– Я понял, – серьезно, по-мужски произнес Тодд.

– Тогда за дело. – Дик Боуден хлопнул сына по плечу. – Полный вперед! – Есть! – отозвался Тодд и изобразил на лице ослепительную улыбку. Дик Боуден провожал глазами сына не без чувства гордости. Что там ни говори, а таких, как Тодд, еще поискать. И с чего это я взял, что он на меня разозлился, подумал Боуден-старший. Мне ли не знать своего сына. Да я читаю его мысли, как свои собственные. У нас с ним полный контакт. Исполнив отцовский долг, Дик Боуден развернул чертежи и, посвистывая, погрузился в работу.

Декабрь 1974 Тодд держал левую руку за спиной. Когда дверь открылась, он протянул Дюссандеру большой сверток.

– Веселого Рождества!

Дюссандер поморщился от его крика и сверток принял без видимого удовольствия. Он осторожно держал его на весу, точно боясь, что вот сейчас пакет взорвется. На улице шел дождь, и Тодду пришлось спрятать подарок под плащ. Зря, что ли, он заворачивал его в яркую оберточную бумагу и перевязывал цветной лентой.